На первый взгляд способный бухгалтер и жокей-любитель — непримиримые противоположности. Однако все, что Кинг предпринял, проверяя мою квалификацию, сводилось к следующему: он спросил моих бывших нанимателей, готовы ли они значительно повысив мое жалованье, чтобы удержать меня. Они ответили утвердительно и дали мне хорошую прибавку. Тревор улыбнулся, словно кроткая акула, и удалился. Затем он предложил мне стать его полноправным компаньоном и массу свободного времени для скачек. Моя партнерская доля будет стоить мне десять тысяч фунтов, и я могу выплатить ее за несколько лет из своих доходов. Что я об этом думаю?
Я подумал, что все может обернуться просто великолепно. Так и вышло.
В каком-то смысле я и теперь знал Тревора не лучше, чем в первый день знакомства. По сути, наши отношения начинались и заканчивались у дверей конторы. За ее пределами они ограничивались одним ежегодным официальным обедом, на который я получал письменное приглашение от его жены. Он жил в роскошном доме: само здание и интерьер относились примерно к двадцатым годам нынешнего столетия. Друзья Тревора принадлежали в основном к числу крупных предпринимателей или советников графства — состоятельные, солидные, как и сам Тревор.
На профессиональном уровне я хорошо изучил его. Тревор придерживался ортодоксальных, консервативных взглядов, умеренных и традиционных. Он был старомодным без напыщенности и давал своего рода первоклассные советы, казавшиеся разумными даже тогда, когда задним числом выяснялось, что это не так.
Возможно, Тревор был не чужд некоторой жестокости. Иногда у меня возникало впечатление, что ему доставляет истинное удовольствие выводить на чистую воду клиента, уточняя размеры его налоговой задолженности, и наблюдать, как тот сникает.
Расчетливый и методичный, сдержанно честолюбивый; ему нравилось быть местной знаменитостью, и он умел мастерски очаровывать богатых пожилых леди. В качестве клиентов он отдавал предпочтение процветающим компаниям и не любил профанов с запутанными делами.
Наконец я избавился от одного из таких профанов — мистера Уэллса, и со всех ног помчался на автомобильную стоянку около нашей конторы. От Ньюбери до Челтенхема шестьдесят миль, и я изгрыз ногти, пока ехал, так как путь мне без конца блокировали то дорожные работы, то армейские автоколонны. Я знал также, что последнюю милю до ипподрома мне придется полчаса ползти в длинном хвосте желающих попасть на скачки. Уже много раз говорилось о том, насколько рискованно выставлять любителя («пусть и хорошего», как написал некий благожелательный обозреватель) против профессионалов высшей лиги на лучших лошадях королевства, в чемпионском заезде, на самых престижных состязаниях сезона. «Лучшее, что может сделать Роланд Бриттен, это убрать Гобелена с дороги остальных участников», — советовал менее благожелательный журналист. В душе я отчасти соглашался с ним, однако не собирался следовать его рекомендациям. Не явиться вовремя — пожалуй, стало бы самым непрофессиональным поступком из всех возможных.
