— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.
— Отлично. Почему бы и нет.
Он насупился.
— Не здесь. Слишком много народа. Пойдем туда. — Он показал на дорожку, по которой лошади выезжали с парадного круга на трассу: широкая полоса дерна, куда не вторгались любители скачек.
— В чем дело? — спросил я, как только мы выбрались из толпы, кольцом обступившей дверь весовой, и двинулись в заданном направлении. — Что-то случилось с Гобеленом?
Он нетерпеливо покачал головой, как будто я сморозил глупость.
— Я хочу, чтобы ты придержал лошадь.
Я остановился. «Придержать» лошадь на понятном языке означает постараться проиграть.
— Нет, — сказал я.
— Ну, давай же, еще немного… — Он сделал пару шагов, оглядываясь назад и ожидая, что я последую за ним. — Мне надо поговорить с тобой. Ты должен выслушать.
В его поведении, помимо обычной раздражительности и неприветливости, чувствовалось еще что-то. Нечто вроде примитивного страха. Покачав головой, я пошел рядом с ним по траве.
— Сколько ты хочешь? — напрямик спросил он.
Я снова замер и сказал:
— Я этим не занимаюсь.
— Знаю, но… Как насчет двух сотен, свободных от налогов?
— Ты дурак, Бинни.
— Тебе-то хорошо, — яростно сказал он. — Но я потеряю все, если Гобелен выиграет сегодня. Конюшню, средства к существованию — все!
— Почему?
Бинни дрожал от напряжения.
— Я должен кучу денег.
— Букмекерам? — спросил я. — Естественно, букмекерам.
— Ты дурак, — сказал я бесцветным голосом.
— Самодовольный ублюдок, — с бешенством выплюнул он. — Я отдал бы все на свете, чтобы сегодня ты снова сидел в том фургоне, а не путался здесь.
Я задумчиво посмотрел на него и заметил:
— Гобелен, возможно, не выиграет в любом случае. Никаких гарантий.
— Я должен знать заранее, — неосторожно брякнул он.
— И если ты предупредишь своего букмекера, что Гобелен не выиграет, он спустит тебя с крючка?
— Он простит мне часть долга, — пояснил Бинни, и не станет торопить с оставшейся суммой.
— До следующего раза, — возразил я. — Пока ты не увязнешь в трясине еще глубже.
Взгляд Бинни был обращен внутрь, словно перед ним развертывалась картина безнадежного будущего. И я понял, что он никогда не сделает первого шага, чтобы вновь выбраться на твердую землю. В его случае это означало совсем прекратить играть.
— Тренеры могут найти более легкий способ проиграть скачку, — указал я, — чем пытаться подкупить жокея.
Он насупился еще больше и стал как две капли воды похож на неандертальца.
— Мойра платит конюху, который ухаживает за Гобеленом, чтобы парень не спускал с него глаз и докладывал ей обо всем, что происходит. Я не могу его уволить или поручить ему другую лошадь. Если я так поступлю, она грозится передать Гобелена другому тренеру.
