Вот что говорит об участи евреев один из персонажей трагедии, Ноэми:
«Гонимый всеми, всеми презираем,
Наш род скитается по свету: родина,
Спокойствие, жилище наше – все не наше».
В центре трагедии – судьба Фернандо. Несчастный найденыш, он болезненно ощущает свое одиночество:
«…совсем, совсем забытый сирота!..
В великом Божьем мире ни одной
Ты не найдешь души себе родной!..
Питался я не материнской грудью
И не спал на ее коленях…».
Однако когда герой находит семью, его положение становится еще более мучительным: ведь родители у Фернандо – евреи. И важно то, что Лермонтов проявляет здесь симпатию к еврейскому народу, изображая его морально чистым и душевно возвышенным, несмотря на жестокие унижения, которыми он подвергался. Об этом говорит знаменательный диалог:
«Испанец: (сухо) Жидовка умереть одна не может?
Пускай она издохнет!.. И Фернандо,
Как говорят, был сын жида.
Сара: Он сын
По крайней мере человека – ты же камень!».
Развязка трагедии связана с темой человеческого бесправия: осуждением Фернандо на казнь и обрушившимися на его отца несчастьями. Пафос передан во вставленной в пьесу «еврейской мелодии»:
«Плачь, Израиль! о плачь! – твой Солим опустел!..
Начуже в раздолье печально житье;
Но сыны твои взяты не в пышный предел:
В пустынях рассеяно племя твое».
Главный общественный вывод «Испанцев» – христиане не имеют ни малейшего права ненавидеть и презирать евреев, и пропасть, созданная между людьми различием веры, есть не более чем предрассудок. К несчастью, он – неотъемлемая часть человеческой природы, злой и уклонившейся от велений Божества. Показательно, что по трагедии Лермонтова «Испанцы» режиссером Московского еврейского театра С. Михоэлсом был поставлен спектакль, декорации к которому сделал Р. Фальк.
Несомненное влияние оказал на Лермонтова великий Рембрандт, запечатлевший на своих полотнах еврейские темы и образы, близкие к творческим вкусам и художественным исканиям юного поэта. Отмечая схожесть творческого почерка двух мастеров, Л.П. Гроссман вопрошал: «Родственность ли гениев сказалась в этом обращении юного поэта к "рембрандтовскому" художественному иудаизму? Откуда это проникновение в еврейскую психологию, неуловимый еврейский привкус? Откуда это чутье у него самой сущности иудаизма, его мироощущения и откуда это понимание основного духа Библии?».
Очевидно и то, что гуманное отношение к евреям, которому поэт был верен всю жизнь, и внушила ему Библия, и среди наиболее ярких его стихотворений «Плач, плач, Израиля народ!» (1830) и «Ветка Палестины» (1837). А среди его черновых заметок ранней поры есть и такая: «Демон». Сюжет. Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он в первый раз видит ее спящую. Потом она поет отцу про старину и про близость ангела – как прежде. Еврей возвращается на родину. Ее могила остается на чужбине».
