Советский космический блеф | страница 66



В свое время Королев и главный конструктор по обеспечению жизнедеятельности в космосе Воронин проверяли возможность парашютного приземления «Востоков». Но тогда шли испытания только на «критический толчок», то есть на ту максимальную силу удара, при которой живое существо еще не погибало. Обречь космонавтов на такой удар было, понятно, нельзя, следовало максимально увеличить площадь двух парашютных куполов, имевшихся у «шарика», и еще раз провести полное испытание. А тут еще медики заявили, что толчок, который способна перенести собака, может для человека оказаться смертельным. Они сказали, что гарантию выживания человека при ударе могут дать только после опытов с крупными обезьянами, которые более чувствительны, чем даже люди.

Три обезьяны, сброшенные в «шарике» с усиленными парашютами, были найдены мертвыми в своих креслах.

После этого наступил единственный момент во всей биографии Сергея Королева, когда обычная решимость и способность идти на риск ему изменили. Есть подтверждение того, что он дрогнул, заколебался — идти ли на авантюру, становившуюся с каждым днем все более безумной, или отказаться, приготовившись к самым скверным последствиям.

Подтверждение это мы находим все в той же биографии Королева. Написанная с заданием одни факты скрыть, а другие приукрасить, она все же, при всех искажениях, идет по следам событий. Биография Королева, написанная П. Асташенковым, — как штукатурка, неумело нанесенная на кирпичную стену. Она отражает общую форму стены, а если ее ковырнуть, то иной раз обнажаются и кирпичи-факты, спрятанные под ненадежным слоем лжи. Читаем: «Возникали трудности и неудачи. Во время одного испытания из-за отказа в системе приземления корабль не совсем «мягко» ударился о Землю.

После этой неудачи Сергей Павлович спросил Константина Феоктистова:

— Не боишься лететь? Шар-то стукнулся»

Биограф далее пишет, что Феоктистов ответил: «Не боюсь». Но это уже неважно (хотя наиболее вероятно, что таков и был ответ). Важен вопрос «железного» Королева, обращенный к единственному космонавту, вполне сведущему в конструкции аппарата, — Феоктистову: «Не боишься лететь? Шар-то стукнулся». Ни до, ни после этого Королев не обращался к подчиненным с такими робкими вопросами.

Кстати, забавно, что приведенный отрывок биографии — единственный официальный советский источник, называющий корабль «Восход» шаром. Слово «шар» цензура пропустила явно по недосмотру. Ведь на публикацию каких бы то ни было изображений корабля «Восход» до сих пор существует запрет. Корабли «Восток» и последующие корабли «Союз» выставляются для обозрения даже на международных выставках. Но нигде, решительно нигде не опубликовано даже самой маленькой фотографии корабля «Восход». Теперь мы знаем, почему: по наружному виду «Восход» неотличим от «Востока». Поэтому особенно забавна и поучительна оплошность цензуры, позволившей биографу процитировать вопрос Королева так, как он был задан, — то есть со словом «шар». Ведь когда биограф дает описание «Восхода», он строго придерживается официальной лжи и официального тумана. Вот: «Этот корабль, развивая все лучшее, что было в «Востоках», во многих отношениях шел дальше них. Космонавты в нем впервые могли (!! — Л. В.) совершать полет без скафандров. Не было и системы катапультирования — корабль должен был приземляться мягко. Появились новые приборы, телевизионное и радиотехническое оборудование».