Ван Зейл усмехнулся.
– А теперь серьезно. Учитывая, что новый адмирал держит рот на замке, Антон, откуда тебе известно об этих дополнительных механиках?
Верещагин откинулся на спинку стула.
– Наш старший сержант разведслужбы Аксу – заядлый фотограф-любитель, и он уговорил ротную команду техобслуживания сняться для группового фото.
– Иногда, Антон, я забываю, насколько ты хитер.
– Честно говоря, это была идея Рауля Санмартина.
– Все равно Рауль научился этому у тебя, а Ханна – выйдя замуж за Рауля. – Ван Зейл затянулся сигарой. – Объясни, пожалуйста, почему тебе не нравится это нововведение? По-моему, тебе и самому нужны орудия, которые стреляют быстрее. Чем быстрее, тем лучше – разве не так?
– Не обязательно, – покачал головой Верещагин. – Скорость снарядов наших орудий вполне подходит для целей, которые мы стремимся поразить. Для новых орудий, очевидно, понадобятся более дорогие боеприпасы, так как в новых условиях снаряды испытывают гораздо большие напряжения и могут еще в полете саморазрушиться. Плюс высокая стоимость обслуживания и малый радиус действия. Увеличение скорострельности дает лишь одно серьезное преимущество.
– А именно? – Ван Зейл склонился вперед и отложил сигару, надеясь услышать нечто многозначительное.
– Противоброневое действие. Электромагнитные орудия куда эффективнее уничтожают другие бронемашины, которые на этой планете имеются только у Уве Эбиля и меня.
– Ты имеешь в виду, что эти пушки предназначены для нас?
– Нет-нет. Чтобы внести все изменения, потребовались годы. – Верещагин сделал паузу. – Меня больше беспокоит мысль, что причиной этого могут быть политические перемены на Земле. Ведь многие из присоединенных стран до сих пор располагают танками.
– Господи! – воскликнул ван Зейл. – Неужели все так скверно?
– Да, – просто ответил Верещагий.
– Вижу, Антон, что ты борешься со своей совестью. Вспомни о привилегированных отношениях адвоката и его клиента и расскажи мне, что у тебя на уме. Позволь помочь тебе.
– Ты мой бригадный адвокат. Я не могу втягивать тебя в личные дела, – полушутя бросил Верещагин.
– Антон, я старый, сварливый и упрямый африканер. Я работаю не на имперское правительство, а на тебя и могу, если надо, притворяться глухим и слабоумным. Ты и я отлично знаем, что я скорее твой придворный философ, нежели адвокат. – Ван Зейл подобрал окурок сигары и начал перетирать в кисет невыкуренный табак. – Я бы хотел считать себя твоим другом.
– Тогда, философ, позволь задать тебе философский вопрос. В каких обстоятельствах мятеж имеет юридические и моральные оправдания? – спросил Верещагин, глядя в потолок.
