Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих…
Всходили и гасли звезды
(откуда такая нежность?),
всходили и гасли очи у самых моих очей.
Моментальной фотографией запечатлена прогулка Цветаевой и Мандельштама по Москве. Балагуря на взлете радости, Марина учила его свободе чувств. Так легко и так пронзительно, оказывается, звучат эти сочиненные мимоходом «пустячки»:
Ты запрокидываешь голову —
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника веселого
Привел мне нынешний февраль!
Преследуемы оборванцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным…
Вместе с собой Цветаева дарила Мандельштаму Москву и Россию. Может быть, с нею он впервые побывал в Кремле.
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат…
Облака — вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой —
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое Невесомое!
Не только влюбленность влекла Мандельштама в Москву. Они подпитывались друг другом — у каждого было чем поделиться с собратом по перу. Ко времени их встречи Мандельштам был сложившейся личностью с вполне определенными взглядами не только на поэзию, но и на историю. Нет сомнения, что в обычном житейском плане Цветаева опережала Мандельштама, но в плане духовном и философском заметно отставала — она еще не вникала в такие проблемы, которые занимали Осипа. Дружба с Цветаевой открыла завзятому питерцу Москву, незнакомую еще Россию, перевернула его представление не только о мире, но и о самом себе.
Но и для Цветаевой эта дружба не прошла бесследно. Серьезность и глубина мандельштамовскими размышлений о мире, об истории и культуре и для нее открыли новый простор, и у нее появилось «вольное дыхание». Ее поэзия одновременно стала и шире, и глубже. Как Мандельштам по стихам, обращенным к Цветаевой, перешел в новый этап своего творчества, открыл ими сборник «Tristia», так и она «мандельштамовскими» стихами начала новый этап своей лирики — «Версты». Ими открылась эпоха взрослой Цветаевой. В дни их дружбы ей было 23, ему — 25 лет.
Цветаева возвеличивает Мандельштама. Свой, рожденный из хаоса, вне поэтических школ, «невоспитанный» стих она противопоставляет мандельштамовскому:
Я знаю: наш дар — неравен.
Мой голос впервые — тих.
Что Вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
Влюбленную Марину все восхищает в Осипе — он так умен и совершеннейший ребенок! Зимой ходил в смешной вязаной шапке с завязанными под подбородком «ушами» — боялся простуды. Весной — опасался луж и промоченных ботинок. Не забывал надеть галош. Прогулки ограничивались походами по городу — лесопарковые зоны, обожаемые Мариной, страшили Осипа разнообразными опасностями — укусами клещей, бандитами, безлюдьем, змеями.
