— Ну и что?..
— И прикидываю, как получше связать тебя.
— Меня?
— Да, тебя, безумец, сумасшедший! Подумай, что с тобой станет?
— Я стану самым счастливым человеком!
— Давай поразмыслим: ты или гений, или нет! Если от этого слова тебя коробит, пусть будет — талант. Если у тебя нет таланта, то вам обоим грозит нищета. Если же он есть — другое дело!
— Как это…
— Дитя мое, разве тебе не известно, что гений и даже просто талант — это род болезни, и жене художника останется лишь смириться с участью сиделки.
— Представь себе, я нашел…
— Сестру милосердия, — парировал Кэнсоннас. — Да таких больше нет! На худой конец, отыщется что-то отдаленно напоминающее сестру, так сказать, кузину милосердия!
— Уверяю тебя, я ее нашел, — упорствовал Мишель.
— Женщину?
— Да!
— Девушку?
— Да!
— Ангела?
— Да!
— Тогда, друг мой, оторви у него крылышки и посади в клетку! А не то улетит!
— Послушай, Кэнсоннас, речь идет о юном, нежном, добром, любящем создании…
— И богатом?
— Напротив. На грани нищеты. Я видел ее только один раз…
— Ох, как много!.. Стоило бы, пожалуй, еще повидаться…
— Не шути, дружище! Она — внучка моего старого преподавателя, и я люблю ее до безумия! Мы говорили с ней будто старые друзья. Она еще полюбит меня! Поверь, она — сущий ангел!
— Ты повторяешься, Мишель! Паскаль сказал, что человек никогда не бывает ни ангелом, ни зверем! А ты со своей красавицей хочешь опровергнуть эти слова?
— О, Кэнсоннас!
— Успокойся! Ты не ангел! Черт знает что! Он, видите ли, влюблен! Он в свои девятнадцать задумал сделать то, что и в сорок еще почитается глупостью!
— А по-моему, быть любимым — большое счастье! — проговорил молодой человек.
— Хватит! Замолчи! — закричал пианист. — Ты меня бесишь! Больше ни слова! Не то я…
И Кэнсоннас, не на шутку рассерженный, стал тарабанить по девственно чистым страницам Большой Книги.
Разговоры о женщинах, о любви бесконечны, друзья продолжали бы их до самого вечера, если б… не ужасное происшествие, последствия которого предсказать было просто невозможно.
Страстно жестикулируя, Кэнсоннас неловко задел огромный сифонообразный аппарат, откуда он черпал разноцветные чернила, и красные, желтые, синие, зеленые потоки, словно извергающаяся лава, хлынули на страницы Большой Книги.
Кэнсоннас издал душераздирающий вопль, от которого все вокруг содрогнулось. Конторские служащие решили, что обрушилась Большая Книга.
— Мы пропали, — упавшим голосом пробормотал Мишель.
— Точно, мой милый, — подтвердил Кэнсоннас. — Нас затопляет! Спасайся кто может!
