Монументальная арка вела в обширный внутренний двор, названный Вокзалом просвещения и опоясанный учебными корпусами. Столовые, дортуары, зала общего конкурса, где свободно размещались три тысячи учеников, стоили того, чтоб на них взглянуть. Впрочем, старожилов, привыкших за полвека ко всяким чудесам, все это ничуть не удивляло.
Итак, толпа жадно устремилась к месту раздачи наград; подобное торжество — всегда событие, пробуждающее любопытство и вызывающее живой интерес у родственников, друзей и знакомых, коих набиралось до пятисот тысяч. Немудрено, что особое столпотворение отмечалось на станции «Гренель», расположенной тогда в конце Университетской улицы.
Между тем, несмотря на прибывающую толпу, сохранялся полный порядок; правительственные служащие, не слишком ретивые и, стало быть, не такие несносные, как стражи порядка прежних времен, охотно открыли все двери настежь: полтора столетия потребовалось для усвоения простой истины, что при большом скоплении народа стоит не сокращать, а увеличивать количество входов и выходов.
По случаю церемонии Вокзал просвещения был в пышном убранстве. Нет такой площади, сколь велика бы она ни была, которую нельзя заполнить. И вскоре на парадном дворе уже было негде протолкнуться.
В три часа пополудни министр Украшательства города Парижа совершил торжественный выход; его сопровождали барон де Веркампэн и члены Административного совета. Барон занимал место по правую руку от его превосходительства, господин Фрапплу восседал слева. С высоты помоста, куда ни кинь взор, открывалось необъятное море голов. Грянули оркестры заведения; каждый играл в своем тоне и ритме, что создавало невообразимую какофонию, которая, впрочем, не оскорбляла слуха никого из пятисот тысяч присутствующих.
Церемония началась. По рядам прошел шепоток. Наступило время речей.
В прошлом веке некий сатирик по имени Карр[10] издевался (и весьма справедливо!) над официальными речами на дурной латыни, произносимыми при вручении наград. Сегодня он просто не сумел бы найти повода для насмешек, ибо латинское красноречие давно кануло в Лету.[11] Да и кто бы теперь его понял? Это было бы не под силу даже преподавателю класса риторики!
Речь на китайском языке как нельзя лучше заменила латынь; некоторые пассажиры вызвали даже гул одобрения; великолепная тирада о сравнительном изучении культур Зондских островов прошла на «бис». Это словцо все еще было в ходу.
Наконец поднялся заведующий отделением прикладных наук. Наступил торжественный момент. Апогей церемонии.
