Мне не хотелось поддерживать этот разговор. Я убеждал себя, что Люсиль обретет заслуженное счастье. Новый ребенок, новая семья… Наконец-то она сможет вырваться из своей убогой квартирки на углу 3-й улицы. И все же, несмотря на всю благостность этой перспективы, я не мог отделаться от ощущения тревоги и понимал, что Люсиль для меня — тайна за семью печатями.
В последнюю ночь, которую мы провели в Вермонте, я вдруг проснулся и увидел, что Эрика сидит на краешке кровати. Я было решил, что ей просто нужно в уборную, перевернулся на другой бок и собрался спать дальше, но сквозь сон услышал ее шаги в коридоре. Она шла не в уборную. Я встал и пошел за ней. Эрика стояла перед дверью в комнату мальчиков, глядя перед собой широко открытыми глазами и легонько касаясь пальцами дверной ручки, но почему-то ее не поворачивая. Вдруг она отдернула пальцы и начала водить ими в воздухе, как делает иллюзионист перед тем, как показать фокус. Когда я подошел ближе, Эрика посмотрела на меня. Мальчишки, как всегда, спали с ночником, поэтому тонкая полоска света пробивалась сквозь щель между дверью и порогом, чуть выхватывая из темноты лицо Эрики. Она спала! Я вспомнил вдруг, что лунатиков нельзя будить, поэтому ласково взял ее под руку и повел назад, в спальню, но в ответ на мое прикосновение она вдруг громко вскрикнула высоким напряженным голосом:
— Mutti!
Я вздрогнул и выпустил ее локоть. Она вновь застыла перед дверью, осторожно поднося указательный палец к ручке и тут же его отдергивая, словно обжегшись. Наклонившись к ее уху, я зашептал:
— Эрика, это я, Лео. Пойдем, ляжем. Пойдем.
Она снова посмотрела на меня в упор и сказала:
— Это ты, Лео? Ты откуда?
Я обнял ее за плечи и осторожно повел по коридору в спальню, потом уложил в кровать и сел рядом, не отнимая руки. Так, держа руку у нее на плече, я просидел почти час, бдительно следя за каждым ее движением, но она лежала не шелохнувшись.
В детстве я тоже называл свою маму "Mutti", и это слово вдруг как будто пробило в душе глубокую штольню. Я думал о матери, но не о той, какой она стала с годами, а о молодой. Лежа в постели, я внезапно отчетливо вспомнил, как она пахла, когда наклонялась, чтобы поцеловать меня, — пудрой и чуть-чуть духами. Я чувствовал ее дыхание на своей щеке, чувствовал прикосновение ее пальцев, когда она гладила меня по голове. Du musst schlafen, Liebling. Du musst schlafen [8]. В моей лондонской комнате не было ни единого окна. Я лежал и колупал обои с нарисованными листьями плюща до тех пор, пока не проступила широкая полоска желтой неоштукатуренной стены.
