Но вернемся к нашему первому научно-исследовательскому погружению. Совершив мягкую посадку на дно, мы увидели прекрасную актинию с коричневатыми щупальцами.
Вышли из строя прожектора, и нам пришлось возвращаться. Мягко говоря, моя подводная лаборатория еще далека от совершенства. Тем не менее профессор Моно учтиво выразил мне свое восхищение ею. Более успешным оказалось второе погружение, состоявшееся несколько дней спустя: мы провели на дне, на глубине 1400 метров, целых пять часов. На этот раз я едва успевал разбирать непривычные названия, которыми сыпал профессор Моно. Точное название красивого ската (Raja?), а также нескольких других рыб оказались выше моих способностей, но зато пикногонид (морские пауки), щетинкочелюстных и маленьких коричнево-фиолетовых акул (Centroscymnussp., если не ошибаюсь, конечно) нам удалось не только наблюдать, но и сфотографировать. Были и другие животные, оказавшиеся загадкой даже для моего спутника — например, гигантский краб, которого мы безуспешно пытались преследовать. Этому крабу я даже благодарен, так как, гоняясь за ним, я испытал свои способности подводного пилота, причем единственным ориентиром мне служила великолепная морская звезда, лежавшая на дне; я совершил несколько вылазок в различных направлениях, но неизменно возвращался к ней.
Ценную информацию дали мне и наблюдения моего спутника относительно характера дна. Я и сам заметил, что, сбрасывая дробь, я всякий раз поднимал на дне облачка ила, но глубоко в ил дробь не зарывалась и даже служила мне ориентиром. Теперь же профессор Моно обратил мое внимание и на то, что при маневрах батискафа гайдроп, волочившийся по дну, оставляет чрезвычайно четкую борозду на глинистой, по словам Моно, корке, которая при этом трескается перпендикулярно борозде. Словом, для меня это погружение было гораздо более плодотворным в отношений научных наблюдений, чем все предыдущие.
Понятно, с каким сожалением я покидал Дакар, где наш батискаф произвел в общей сложности пять успешных погружений (в том числе одно пробное, без команды). Но в Париже уже создавался Комитет, который должен был разработать планы научной эксплуатации батискафа. Председателем его стал, естественно, профессор Фаж, самый известный из французских океанографов; к сожалению, он пробыл на этом посту всего несколько лет.
С 1954 по 1961 год, то есть около семи лет, «ФНРС-ІІІ», работая по указаниям Комитета, доставлял в морские глубины французских, бельгийских, американских, португальских и японских ученых, а иногда и журналистов. Мало-помалу установился определенный ритм работы. Батискаф — это, в первую очередь, судно, требующее постоянного ухода. Как известно морская вода и воздух объединяют свои усилия, чтобы уничтожить творения рук человеческих: коррозия разрушает металл, стареет изоляция электропроводки, и потому ежегодно «ФНРС-Ш» проводил несколько месяцев в ремонтных доках. Погружение требует особенно тщательного соблюдения мер безопасности. Прогуливаясь на глубине в 1000 или, скажем, 10 000 метров, мы не можем позволить себе рисковать. Вовсе не требуется, чтобы, отправляясь в подводную экспедицию, ученый совершал геройский поступок. Погружения, даже глубоководные, должны стать явлением привычным и заурядным.
