— Вы убийцы, слышите, убийцы!
Вербицкий, что называется, потерял лицо. Честно говоря, я ждал более упорного сопротивления. Но ведь недаром же говориться, что на воре шапка горит. А Вербицкий всё-таки не был закоренелым преступником. Возможно его мучила совесть и по ночам снились кошмары. Во всяком случае, он потерял голову. И даже попытался меня ударить, что с его стороны было большой глупостью. Я просто завернул ему руку за спину, после чего без особых церемоний бросил на стул, с которого он столь неосторожно поднялся.
— Вы насильники. Я буду жаловаться. Я вызову милицию! Где у вас телефон?
— Да Бога ради, Алексей Иванович, — подвинул ему аппарат Чернов. — Вызывайте милицию. Пусть она немедленно арестует киллера Сазонова. Мы такому обороту дела будем несказанно рады. Ибо как только Сазонова арестуют, да ещё по вашей наводке, он тут же ударится в сознанку и выложит изумлённым следователям все подробности нашумевшего убийства.
Лицо Вербицкого начало покрываться крупными капельками пота. Уж в чем, в чем, а в скудоумии его заподозрить нельзя. Ситуация для него была абсолютно безвыходной. Во всяком случае она казалась ему таковой. Конечно, он мог набраться храбрости, подняться со стула и уйти. И, кстати говоря, никто бы ему в этом не воспрепятствовал. И уж конечно перепуганный до смерти наездом непонятных структур Сазонов не стал бы в него стрелять. Но весь фокус был в том, что Вербицкий об этом не знал. Зато он отлично знал, что Ларису убил именно Сазонов, так почему же потерявшему голову сукину сыну не убить ещё и самого Вербицкого? Разумеется, он понимал, что ловушку эту для него подстроили мы. Но он понимал и другое: за спасение Красавина адвокату Сабурову и его помощникам будут заплачены очень хорошие деньги. Настолько хорошие, что ради них ничего не стоит отправить на тот свет Алексея Ивановича Вербицкого, тридцати пяти лет от роду, не судимого, но, тем не менее, виновного в смерти ни в чём не повинной женщины.
— Я бы на вашем месте дал признательные показания, Алексей Иванович, — мягко сказал Сабуров. — А на суде выступил бы свидетелем защиты.
— А после этого отправился бы на нары, — прохрипел с ненавистью Вербицкий. — Так лучше на нары, чем на кладбище, — улыбнулся ему Чернов.
— По вине вору и мука, — непримиримо добавил я.
— Я никуда звонить не буду, слышите вы, подонки, и никуда отсюда не уйду. Сутки буду сидеть здесь, неделю, месяц, если понадобиться. Пока тот гад не окоченеет за рулём.
