Марка Захаровича сопровождали две девушки – одна для букета, другая для кинжала. Обе были рослые, краснощекие, мясистые. Таких большинство на комбинате «Басово». Хозяин подбирал под свой вкус.
На каждый визит Афонин выделил пять минут. На первой минуте мясник произнес много сладких слов. На второй проходило вручение букета и целование мэра девушками. На третей – дарение кинжала и напутствия про острый ум, про крепкую руку и про «смерть врагам».
И тут вдруг Картавин предложил девицам удалиться: «Мне надо с Владимиром Викторовичем пошептаться». Крепышки, похожие на пингвинов, упорхнули без звука.
Марк Захарович скромно посмотрел в потолок и произнес:
– Я решил, уважаемый мэр, на благотворительность потратиться. Прошу принять от чистого сердца.
– Я пока не мэр, но если от сердца, то можно… Там на приставном столике конверты подготовлены. Напишите, что это от вас для детского дома… Написали? Вложите сумму и там оставьте… Спасибо, Марк Захарович. Сиротки вас не забудут…
Девушки ждали шефа в машине. Они ждали похвалы, но Картавин молча плюхнулся на переднее сиденье и замер, как наркоман в полной отключке… У него действительно были стеклянные глаза, но мысли чуть шевелились… «И зачем я деньги ему принес? Это у меня начало сносить чердак! Правильно считают, что настоящий еврей к старости должен или свихнуться, или сбрендить… Шут меня знает, что со мной? Но если я рассуждаю, то значит я еще не спятил! Так – легкий заскок. Ум за разум зашел…»
А в это время к Афонину зашел второй посетитель с восточной улыбкой и с похожим букетом. Это был местный строитель элитного жилья… Он тоже вошел к будущему мэру со стеклянными глазами и тоже предложил круглую сумму – на строительство православной церкви.
Владимир Викторович даже опешил. Весь город знал, что кавказец Гасан Акмеев правоверный мусульманин. И вдруг – деньги на храм… Только потом Афонин понял, что это не шутки Бублика, а его научный эксперимент. Надо же знать пределы внушаемости.
Третьим пришел местный банкир… Он тоже пожертвовал на добрые дела, но в два раза меньше, чем ему внушалось. Финансисты – они скряги! Это не пробить никаким гипнозом…
Потом приходили от местного рынка, от автозаправок, от мебельной фабрики, от здешнего суда и УВД.
На всякий случай Афонин ни до одной купюры не дотронулся. К концу дня он вызвал Лубяко, который все пожертвования небрежно сгреб в спортивную сумку. Они прихватили Бублика и поехали на тайную дачу, что за Черным озером… Это у Сталина была ближняя дача и, стало быть, дальняя. А у Афонина – гостевая и тайная.
