Нет, у Пугиных повариха была наша, российская – из Одессы. Не совсем еврейка, но что-то чуть-чуть есть… Правда, она говорила, что происходит из смеси крымских татар и запорожских казаков.
Одним словом, пока любители понтов давились луковым супом и палочками ковыряли морскую капусту, Константин с Евдокией вкушали борщ с чесночными пампушками, фаршированную курицу и чебуреки с парной бараниной.
Сегодняшний обед был в некотором смысле прощальным. За время их совместной жизни Дуня ежегодно на месяц уезжала в деревню Дюкино, что за Можайском. Там у леса стоял крепкий дом, где она родилась, где когда-то жили ее родители.
Все это было не так далеко от Москвы, и Пугин не собирался расставаться надолго. Он планировал два-три раза в неделю приезжать в Дюкино и ночевать с женой. С одной стороны – любовь, но и корону не хотелось надолго оставлять без присмотра.
Константин Федорович и сам полюбил этот деревенский дом за Можайском. Он сюда приезжал как в тыл с фронта. В Москве напряжение не оставляло ни на секунду. Это была постоянная игра в казаки-разбойники. Все вокруг воровали, но все боялись, что их поймают… А здесь, в благословенной деревне Дюкино, все было чисто, чинно и благородно. Полное слияние с природой окрыляло душу. Хотелось порхать бабочкой и скакать козликом…
Тяжелый джип был загружен под завязку. Кроме одежды и подарков аборигенам, там были все продукты, включая хлеб и воду.
Евдокия была в кроссовках, джинсах и в простой льняной рубашке за восемьсот баксов… Последние минуты, когда они молча стояли рядом с машиной, Пугин проронил три слезы. Он смотрел в лицо жены, а первая крупная слеза медленно сползла и задержалась на щеке… Вторая и третья потекли быстрее – по проторенной дорожке бежать сподручней.
Константин обнял жену и любовно прошептал:
– Родная моя, я буду так скучать… Ты береги шляпную коробку. Как приедешь, спрячь в погреб и без меня не надевай.
Жаль, что эту сцену не видел Паша Муромцев. Он бы непременно сказал: «Смех, да и только! Прямо, как в мыльной опере»…
Трубочист вернулся мрачный – чернее черного. Забился в угол и отказался от еды.
Павел подсел и попытался разговорить:
– Чего вызывали-то? Чего следак от тебя хотел?
– Ты был прав, Бригадир… Меня на допрос вызывали. Показали фотки моего корешка – лежит Гусак в морге, весь голый и дырка в груди.
– А это точно он?
– Нет сомнений!
– Ты, Трубочист, с ним на последнее дело ходил?
– С ним.
– Тогда понятно… Вчера его пристрелили, а сегодня тебя конфеткой чуть не отравили… Бежать тебе надо, Трубочист!
