Нормально! Все так делают.
Ольга поспешила за ним… Федя шел не вниз, где дорогие кафе и фирменные пивные бары. Он знал точку, где за простым магазином роща из трех каштанов. Под каждым деревом – самодельные столы и скамьи на четыре сидячих места. И никаких официантов, никаких подносов и чаевых.
Федор зашел в магазин, взял три банки пива, сухого леща и пачку бумажных салфеток… Ольга тоже купила бутылку светлого пива и пластиковый стаканчик.
Они оказались за одним столом, где больше никого не было… Федор был насуплен, углублен в себя и в своего леща. На соседку он почти не обратил внимания. Лишь в самом начале глянул искоса, низко голову наклоня. Глянул и сразу же достойно оценил ее фигуру.
Ольга заметила его взгляд. Даже не заметила, а ощутила. Женщины даже спиной чувствуют интерес к себе… Раз так, то усатого шофера будет совсем просто разговорить.
– Почему вы так печальны? У вас же такое красивое имя – Федор.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Я все о вас знаю, Федя… Ваша жена, ваша Лидочка иногда бывает резка, но в чем-то она права. Нельзя жить, подчиняясь только уставу. Мы же не немцы, в конце концов… А Гриша, он у вас постоянный напарник?
– Да… Но причем здесь Гриша.
– Он при деньгах… Интересно, а за что ему взятки дают?
– За мелочи всякие. Кому письмо передаст. Кому – бутылку.
– Действительно, это пустяки… Мы с вами, Федя, начнем крупно работать. Вы хотите крупную взятку?
– Хочу… А за что?
– За побег… Вам, Федя, и делать ничего не придется. Но вы спасете отличного парня. И вы начнете, наконец, строить свой дом со всеми удобствами… А как Лидочка будет рада! Так вы согласны?
– Согласен… Берите леща. Очень вкусная рыбка…
* * *
В старые времена актеров хоронили за оградой кладбищ. Как изгоев, как колдунов и самоубийц. Понятно, что это варварские средневековые предрассудки, но доля сермяжной правды здесь есть. Хороший артист – пожиратель чужих душ. Хоть по системе Станиславского, хоть как! Если ты вошел в образ, то значит, что ты свою душу временно заменил другой. Потом обратная замена. Затем еще, и еще, и еще… К середине жизни лицедей напрочь забывает, где он сам, а где смесь из других характеров, где части от сыгранных ранее персонажей, их голоса и мысли, их радости и страдания.
Руслан Душкин еще не дожил до середины жизни, но уже начал ощущать это актерское размножение личности. Ему легче стало совершать всякие гадости. Было совсем не стыдно, потому что это, якобы, делал не он сам, а некий отрицательный персонаж, кто-то другой, кто временно жил в его теле.
