Елена. Вообразите, перед вами купчиха Белугина! Ха, ха, ха!
Агишин. Я в этом ничего не нахожу смешного; да я думаю, и всякий тоже, кто желает вам добра. Но с чем же он ушел от вас?
Елена. Ему сказано, что подумают, как обыкновенно говорят в таких случаях. Но довольно об этом! Расскажите что-нибудь о себе: что вы там видели в Петербурге? там, говорят, очень много хорошеньких женщин… там у вас есть и знакомые; помните, вы говорили о каких-то двух дамах, которыми вы интересовались?
Агишин. Видел и их; но одна из них непомерно толстеет, много спит и начинает очень сладко поглядывать на своего супруга, а другая худеет до невозможности…
Елена. Значит, вам было не очень весело?..
Агишин. За кого ж вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что у меня в жизни, кроме забавы, ничего нет? что я порхаю, как мотылек, и ни в груди, ни в голове не таю, не берегу ничего серьезного?
Елена. Я ведь вас не знаю, я сужу по вашим же словам.
Агишин. Да я и не спорю с вами; прежде, может быть, я и был таков, но не теперь!
Елена. А теперь что же?
Агишин. В эту поездку я убедился, что у меня на душе что-то неладно! Поверите ли, я в первый раз в жизни мучительно ощутил чье-то отсутствие и страдал! Чувство странное, тревожное… Передо мной носился, меня преследовал женский образ; он занял мой мозг, всю мою душу!..
Елена. Но позвольте спросить, кто же она: женщина или девушка!
Агишин. Она? да, она — девушка…
Елена. Так ведь она может быть вашей!..
Агишин. Боже мой! да смею ли я, нищий, нищий, мечтать о таком счастье! Что я могу? Втиснуть ее в жалкую, будничную рамку жизни, сделать женой, нянькой, экономкой и загубить, загубить созданье, в котором все прелестно, все изящно, все музыка… и переселить ее в кухню!.. Да и я, я сам, люблю изящество во всем! Я сам артист! Обладание обожаемой женщиной я не могу себе иначе и представить, как в роскошной обстановке, как…
Елена. (тихо). Продолжайте…
Агишин. Ах! есть голубой Неаполитанский залив, есть Сорренто… Там голубые небеса И фиолетовые горы. Там жизнь, там рай; недаром Италию так любят поэты…
Елена. Значит, у вас надежды нет?
Агишин. Надежда? Какая во мне надежда!.. Во мне — бешенство! Я готов на все, на всякие жертвы, чтобы только вырвать эту страсть из души! Но уже невозможно, уж поздно!.. (Молчание.) Одну, одну мечту могу еще я лелеять в душе своей…
Елена. (почти шепотом). Какую, какую?
Агишин. Пусть она принадлежит другому!
Елена. (как уколотая). Ай!..
Агишин. Да, пусть она принадлежит другому, но пусть она оставит в душе своей хоть маленький уголок, где бы я, страдалец, мог найти для себя отдых, примирение с жизнью, освежение! Эта интрига потребует от нее, конечно, маленькой борьбы с предрассудком, маленькой сделки с своей совестью…
