Сандырев(рассматривая карту). Ценю, ценю, душенька.
Сандырева(качая головой). «Ценю»! Бесчувственный вы человек!.. А Михаленко, вы знаете, вернулся из губернии. Я слышала, что он донес обо всем: и поборы с мужиков, и обложение содержателей почт с хвоста лошади, и ваш чубук — все, все… И завтра сам генерал у нас на ревизии, и завтра мы — в отставке и нищие.
Сандырев(не слушая). Ну, слава богу! Ну, очень рад, очень рад.
Сандырева. Вот это хорошо, он очень рад; да чему же?
Сандырев. Нашел! Нашел!
Сандырева. Что? Сто тысяч?
Сандырев. Нет, Малый Зворник.
Сандырева. Чудовище!
Входит Михаленко.
Явление второе
Сандырев, Сандырева и Михаленко.
Михаленко(вытягиваясь). Честь имею лепортоваться; я прибыл-с из губернии…
Сандырева. Вот он… и уж глазки залиты.
Михаленко. Никак нет-с, маковой росинки…
Сандырев откладывает газету, затягивается трубкой и смотрит на Михаленко.
Сандырева. Что же ты, злой человек, наговорил там на Ивана Захарыча перед его превосходительством?..
Михаленко. Ничего-с… а только что нет силы моей, возможности, говорю! Вся ваша воля… ежели меня в Сибирь, ваше превосходительство, говорю, готов, с удовольствием; но только что…
Сандырева. И давно бы тебя в Сибирь следовало, это правда! На что же ты жаловался, чем ты недоволен?
Михаленко. Чубук, говорю, ваше превосходительство; никакого спокойствия, говорю, я себе не вижу… Жестокое побиение чубуком, говорю, получаю от их высокоблагородия господина почтмейстера! Каждодневно эта битва…
Сандырев. А вот и сейчас будет то же самое. (Снимает трубку с чубука.)
Михаленко. Извольте-с, извольте, ваше высокородие… так чтоб уж вполне…
Сандырев(вставая с дивана). Вполне, вполне получишь, что тебе по моему усмотрению следует.
Михаленко убегает в залу.
Сандырева. Оставьте, бросьте, Иван Захарыч!
Михаленко(из зала). И про лошадиные хвосты-с, и про мужицкие грошики — все доложил их превосходительству. (Убегает.)
Сандырев(хладнокровно). Ну, подожди! За мной не пропадет. (Снова садится и углубляется в газету.)
Сандырева. Что ж это? Опять за газеты? Ну, так слушайте! Я брошу вас и убегу куда глаза глядят; живите как знаете! Да скажите ж вы мне на милость, думаете вы хоть сколько-нибудь о доме-то, о семье-то?
Сандырев. Нет, матушка, ничего не думаю. Мы — черви, и жизнь наша — ничтожество, так и думать не стоит. (Указывая на газету.) Вот тут судьбы человечества, исторические задачи.
Сандырева. Да ведь не нам они задаются, эти задачи, так не нам их и решать. Наша задача — как бы не умереть с голоду. Вы только посудите, что у нас на руках: Настя и Липочка — невесты без женихов. Нивин таскался прежде, посматривал будто на Липочку, да теперь с ума сошел: какую-то диссертацию вздумал писать; два месяца и глаз не кажет. Я уж на штуку пошла: сегодня посылала за ним, велела сказать, что-де Липа больна. Какого-нибудь толку нужно добиться. Ну, Настя, положим, не пропадет: эта — в меня; а Липа, она только и умеет пироги делать да спать… Теперь дальше-с: Волю и Вику в гимназию нужно определять; Соню, Сашу и Любу в пансион везти; для остальной оравы — ну хотя бурсу какую-нибудь взять, а то ведь срам: только и дела у них, что соседние огороды пустошат да сады добрых людей обивают! От жалоб на них стон стоит по городу.
