- А то не помню, - сказал Мишка. - Три ножа со многими лезвиями, два топора для дровосеков, десять мешков гвоздей...
- ...два пистонных ружья, - подхватил Колька, - два карабина с центральным боем, четыре абордажные сабли, принадлежности для фотографирования...
- ...две дюжины рубашек из какой-то особой ткани, с виду похожей на шерсть, но, несомненно, растительного происхождения...
Они доедали колбасу, допивали пиво и перечисляли припасы, подаренные таинственным капитаном людям Сайруса Смита, а рядом сидела красавица с ясными и спокойными синими глазами, а невдалеке у "Голубого Дуная" пели, и слова неслись в сырых сумерках: "М-моя любовь не струйка дыма..."
- Хватит херню языками молоть, - сказала Файка, - ехай, Мишка...
В зал "Метрополя" они вошли ровно в девять, оркестр отдыхал, высокий скрипач, известный своим чудным именем и дивным исполнением танца "дойна", который, как известно, как две капли воды похож на "фрейлехс", сидел за роялем и, тихонько тыкая в клавиши, играл что-то из польских довоенных пластинок. По залу плыл дорогой дым и официантские негромкие переговоры. Сами официанты в засыпанных перхотью и мелким зеленым луком полуфраках спешили разнести заказы, пока не мешают танцующие. Мэтр с проваленными, будто чахоточными, горящими щеками, в отличной паре из стального "метро", не меняя брезгливого выражения, взял тридцатку, отвел их к столику в углу, далекому от оркестра, почти не видимому за окружающим центр зала барьером. Заказали бутылку муската, кофе, "наполеонов", мороженого. Файка собралась в уборную.
- Не ходи, Файка, - сказал Колька, он сидел на крае стула, оглядывался, как волк, всем телом, бобочка топорщилась на спине. - Не ходи никуда одна, и вообще, не шастай. Свои не приштопают, так начальнику опять какому-нибудь на глаза попадешься...
- Начальники сюда не ходят, - усмехнулась Файка, - они на дачах Лещенко и Русланову слушают. И зовут меня теперь не Файка, а Резеда, а Файку мы с тобой утром в печи истопили, а наших здесь еще нет, они раньше десяти не приходят...
- Не ходи, - Мишка дождался, пока она высказалась, опровергать не стал - просто приказы. И она осталась. Принесли кофе, мороженое текло в мельхиоровых вазочках, и струйки варенья расплывались в белой жиже, как кровь в талом снегу. Оркестр заиграл для начала "Блондинку", потом "Мою красавицу" - причем, конечно, за половиной столиков при этом затянули "Фон пер Пшика", - а потом взялся за более новое: из "Судьбы солдата", из "Серенады". Между столиками уже танцевали, тряслись, положив руки друг другу на плечи, первые, но не самые отборные танцоры: ребята в как бы стильных, а на самом деле просто с чужого плеча пиджаках чуть не до колен, с блестящими от помады прилизанными висками, девочки с модной стрижкой веночком, но в давно ушедших английских жакетах с плечами и слишком коротких юбках стиля Марлен Дитрих - в общем, Измайлово, Каляевка, Сущевский вал, не ближе. Высокий скрипач вышел на край эстрады, повел мощным носом поверх усиков:
