— Нужно будет вам как-нибудь с ним поговорить, — тихо сказал мне муктар. — Он человек неплохой, н-да, но, знаете ли, сейчас многие просто стали рьяными приверженцами Эносиса. Хотя — вы не принимайте этого близко к сердцу.
В дружеском расположении двух других мужчин сомневаться не приходилось. Андреас Менас был коричневым, как орех, с такими живыми и добрыми глазами, каких мне в жизни не приходилось видеть; ему было под шестьдесят, но каждое движение выдавало в нем невероятную подвижность и легкость, свойственную телу, которое благодаря беспрестанным физическим нагрузкам оставалось молодым. Рукопожатие у него было теплым и по-детски искренним. Жил он через дом от меня. Его одного вполне хватило бы, чтобы опровергнуть миф о врожденной склонности местных жителей к лени, поскольку когда, в конце концов, он нанялся ко мне работать, перестраивать и приводить в порядок дом, то трудился до самой темноты, а утром приходил без опоздания. И это несмотря на то, что каждую субботу он начинал утро с неизменной чашечки кофе под Деревом Безделья! Второй, Михаэлис, был огромен и усат, как пират или пенсильванский полицейский; сила у него была бычья, и при каждом движении массивная мускулатура буквально ходуном ходила под грубым матросским свитером, делая его похожим на старое, кряжистое, глубоко ушедшее корнями в почву дерево. Но сила эта не внушала опасений — и его медлительная застенчивая улыбка свидетельствовала о том, что человек он непосредственный и превыше всего ставит дружеские чувства. В роду у него, из поколения в поколение, все мужчины принадлежали к породе тихих и добродушных пьяниц, тех, чьи песни и смех звучат в местных деревенских тавернах; а как рассказчику равных ему просто не было.
Когда мы трудились перестраивая дом, он в обеденный перерыв уходил в тень лимонного дерева, прихватив с собой еду и бутылку вина, и принимался рассказывать истории, которые действовали на остальных рабочих магически — в буквальном смысле слова. Никто не принимался за дело до тех пор, пока история не была досказана до конца, — так что в итоге мне пришлось наложить на его дар строгое вето. С той поры в обеденный перерыв он удалялся в тень того же самого дерева, состроив укоризненную мину, и принимался оттуда дразнить остальных рабочих, которые постоянно клянчили, чтобы он рассказал им еще что-нибудь:
— Ну, Михаэлис, ну пожалуйста, расскажи историю, а? Хотя бы коротенькую.
— А как же босс? — спрашивал он в ответ, с лукаво посверкивая глазами в мою сторону
