Заключенные из России почти всегда посещают тюремные синагоги. Хотя далеко не все они евреи, тем не менее именно синагога — традиционный центр тюремного общения и русских, и грузин, и армян. Там можно отыскать русские книги, газеты, календари. А в тюрьме «Фишкилл» — даже выпить стакан чая за общим столом. Объясняется это еще и тем, что никакие другие религии не проявляют особого интереса к русскоязычным узникам. Лишь однажды мне в руки попал настенный календарь на русском языке, изданный в США «Свидетелями Иеговы». Впечатление он производил странное. Казалось, что над иллюстрациями работали американские имиджмейкеры: все библейские пророки и патриархи радостно улыбались, имели великолепный цвет лица и прекрасно развитую мускулатуру.
Ни в одной тюрьме я не видел русских православных служб. Правда, на острове Райкерс к православным заключенным мог приехать на свидание священник Русской зарубежной церкви. Но встречаться между собой вот так, в неформальной обстановке, наши соотечественники на острове могли по «еврейской линии».
— А ты в Бога веришь? — спросил меня как-то Семен Драбин, сосед по этапному корпусу острова Райкерс.
— Верю, конечно, — сказал я, — правда, в детстве были у меня проблемы с конфессией: отец православный, мать еврейка, и справляли мы всегда обе Пасхи.
— Интересно… — Драбин отхлебнул из пластиковой чашки кофе и поморщился. — А я, бля, буддист, вот. Мой отчим покойный все про это знал: переселение душ и все такое. Ох, хороший был человек, с понятиями. Он мне так объяснял: вот умирает человек, и приходит его душа к Богу. И другие души перед Богом стоят. А Бог им говорит: «Ну что, ребята, хотите обратно на землю?» Все кричат, что, мол, конечно, давай нам еще одну жизнь. А Бог головой качает и говорит: «Ладно, что с вами поделать, летите, ничего-то вы не поняли». А я, отчим мой объяснял, я уже понял. Скажу, говорит, не хочу больше на землю, хочу с папочкой быть — с Богом то есть… Устал, говорит, жить уже, вот. И ведь как в воду глядел — месяца не прошло, и скончался. На Брайтоне в карты играл, кто-то вошел и две пули прямо в голову всадил. За что, не знаю — человек два срока в Союзе отмотал, никто пальцем не тронул, а тут…
Мы помолчали.
— Слушай, — добавил Драбин, — я почему этот разговор начал. Сегодня пойдем на еврейский праздник. Я уже мусора предупредил. Там наши будут со всего острова, телки будут. Получишь удовольствие.
По дороге Драбин кряхтел и жаловался на ломку. Он уже неделю сидел без героина. Нас переодели в коричневые тюремные комбинезоны и провели длинным коридором в некое подобие актового зала.
