Ельцинская элита, шумно и истерически проявившая себя во время бесланского побоища, думонизированна, превращена во «врагов народа» и «пятую колонну». Либеральная интеллигенция, десять лет плясавшая «танец живота» на связанных, уложенных штабелями русских невольниках, сейчас ужасается. При зашторенных окнах перечитывает «Детей Арбата» и «Архипелаг ГУЛАГ».
Идеология либерального глобализма и американопо‑клонства сменилась «чиновничьим патриотизмом», когда любой провинциальный хозяйственник, пусть взяточник и пройдоха, но учится крестному знамению, празднует освобождение своего околотка от польских захватчиков.
Однако эта милая русскому сердцу централизация, рождающая в истощенном рассудке миражи самодержавия и сталинизма, это ужесточение централизма не спасает бедствующий, гибнущий от недоедания народ. Гигантские нефтедоллары, получаемые сегодня Россией, складываются в сундук, над которым, словно два Кощея, чахнут Кудрин и Греф.
Как огромные жабы, скачут тарифы, и все вверх. Продовольствие дорожает так, что впору есть мертвечину. Бензин так дорог, что его хватает только на бутылки с горючей смесью. Аполитичные студенты вышли на политическую демонстрацию, протестуя против платного образования. Безответные учителя, которых лишили зарплаты, готовятся к всероссийскому голодному обмороку. Принимаемый бюджет отказывается от поощрения талантливых детей из народа, от профилактической борьбы с наркоманией, от педагогики в среде трудновоспитуемых подростков, откуда вырастают терроризм, бандитизм и растление. Такое ощущение, что экономикой управляют ненавидящие Россию люди, и путинский централизм нужен для подавления грядущих восстаний.
Путинский централизм не является просвещенным. У него нет советников, нет референтов, нет стратегических институтов, которые существовали в Советском Союзе, создавали теорию и практику управления государством. У Путина нет идеологов военной реформы, и, увеличивая военный заказ, он вооружает труп. У Путина нет идеологов государственного строительства, и вместо стратегии мы видим манипуляцию. Нет представлений об экономических проектах, которыми двигаются великие экономики мира. Вместо этого: то слияние нескольких экономических уродов в один большой, то расчленение большого экономического урода на несколько маленьких.
И все‑таки Россия медленно оживает, как дерево, по которому саданул бульдозер. Затягивает хрупкой корой свежую ссадину. Заливает смоляными слезами открытую рану. Русская жизнь таинственными силами, через капилляры отдельных человеческих жизней питается добром, надеждой, слабыми упованиями. Невидимые дела приближают благополучие. Удар рубанка в золотое бревно на срубе нового дома. Молитва прихожан в захолустном храме. Горный бросок спецназа, отсекающий групну Басаева. Наивный любящий стих из‑под пера молодого поэта. И когда‑нибудь нас посетит изумление князя Андрея — ехал к черному мертвому дубу с корявыми неживыми ветвями, а подъехал к могучему, благоухающему древу, наполняющему мироздание волнистой шумящей листвой.
