Стараясь не разбудить Дункана, я выскользнула из кровати, подошла к окну и медленно, осторожно, беззвучно подняла жалюзи.
На дворе продолжал накрапывать дождь, и поэтому ночь была не очень светлой. Тем не менее я прекрасно видела практически все: установленную полицейскими белую палатку, красно-белую полосатую ленту, овец на соседнем лугу, одинокое дерево, которое росло на краю того места, которое мы условно называли своим садом. Чарльз и Генри не спали. Они выглядывали из-за ограды, как делали это всегда, если на соседнем лугу кто-то появлялся. Лошади очень дружелюбные животные – и очень любопытные. Если они видят что-то необычное, то тотчас же стараются подобраться поближе. Интересно, что их так заинтересовало сейчас?
А потом я увидела свет.
Его источник находился внутри полицейской палатки. Слабый огонек просвечивал сквозь белое полотно. Свет не был ровным. Огонек то вспыхивал, то гас, и все время двигался взад-вперед.
Что-то коснулось моего обнаженного бедра, и я почувствовала, как теплое тело Дункана прижимается ко мне сзади. Он откинул мои волосы и поцеловал в затылок.
– На лугу кто-то есть, – сказала я. Руки Дункана обхватили меня за талию и постепенно начали двигаться вверх.
– Где? – спросил он, тычась носом в мое ухо.
– В палатке. Смотри. Там какой-то огонек.
– Я ничего не вижу, – ответил он, лаская мою грудь.
– Конечно, не видишь. Ты же не смотришь, – возмутилась я, отталкивая его руки.
– Наверное, это полицейские, – сказал Дункан, опираясь руками о подоконник. – Данн говорил, что они оставят кого-то на всю ночь.
– Надеюсь, что это действительно так.
Мы стояли у окна, всматриваясь в полумрак, но огонек больше не появился.
Через несколько минут я услышала голос Дункана. Он был настолько тихим, что я едва различила слова:
– Ее мучили перед смертью?
Я резко обернулась и изумленно посмотрела на мужа.
– У нее вырезали сердце.
Дункан побледнел как смерть. Он отступил назад и как-то внезапно обмяк. Я тотчас же пожалела о собственной резкости.
– Разве Данн не сказал тебе? – неловко начала я. – Прости, но я думала, что…
Дункан прервал мои неловкие попытки оправдаться.
– Все нормально. Скажи, а они… он… Она сильно страдала?
– Нет, – ответила я, вспомнив все, что нам рассказывал доктор Ренни о землянике и анестезии. – И знаешь, это самое странное. Он… они… ее кормили, давали ей обезболивающее. Создается впечатление, что о ней даже по-своему заботились.
Да, о ней заботились. А потом связали по рукам и ногам и вырезали у нее на спине скандинавские руны. Все это казалось не только чудовищным, но и абсолютно бессмысленным. Страшная картинка все время стояла у меня перед глазами.
