Тайна 21 июня 1941 | страница 9
Давайте немного порассуждаем.
«Подготовка вопроса».
Манипулирование? Конечно.
Однако в данном случае меня занимает другое: зачем ему вообще было кого-то просить, убеждать?
Приказал — и все.
Вместо этого мы видим нечто иное.
Здесь он, пусть и используя бюрократические приемы, старается убедить присутствующих на совещании. Давит через других, но старается убедить.
Ну, если не убедить, то продавить свое мнение.
А зачем ему убеждать? Или давить через кого-то третьего?
Получается (очень это непривычно после всего наговоренного о нём), но получается, что ему было нужно большинство. Чтобы комиссия, состоящая, заметим, из подчиненных Сталину людей, проголосовала так, как он, Сталин, считает нужным.
Отвлекаясь на секунду.
Что, в демократически устроенных обществах коллегиальные решения исключают лоббирование чьих-то интересов? Закулисное воздействие на нужных людей?
При этом, обратите внимание, стоило Сталину начать обсуждение первым, высказать свою точку зрения раньше других, ясно, что нужное Сталину решение было бы моментально принято без каких либо дополнительных усилий, вроде «подготовки вопроса».
Вот это последнее соображение кажется мне очень важным.
То, что, при обсуждении Сталин не выпячивал собственное мнение, озвучивая его последним из выступавших.
Более того.
Вместо этого он, наоборот, старался в ходе обсуждения прятать это свое мнение, чтобы оно не повлияло на обсуждение. Вот как это выглядело.
Снова из воспоминаний адмирала Исакова.
…Трудно сказать, был ли он сдержан вообще, очевидно, нет. Но личину эту он давно одел на себя. Как шкуру, к которой привык до такой степени, что она стала его второй натурой. Это была не просто сдержанность, это была манера. Повадка, настолько тщательно разработанная, что она уже не воспринималась как манера. Ни одного лишнего жеста. Ни одного лишнего слова. Манера, выработанная настолько, что она воспринималась как естественная. Но на самом деле в ней был расчет на то, чтобы не показать никому, что он думает, не дать угадать своих мыслей, не дать никому составить заранее представление о том, что он может сказать и как он может решить. Это с одной стороны. С другой, медлительность, паузы были связаны с желанием не сказать ничего такого, что придется брать обратно, не сказать ничего сгоряча, успеть взвесить каждое свое слово…
Хм. Безапелляционный диктатор, не желающий сказать что-то, что придётся потом брать обратно.
Есть здесь какая-то неправильность, не находите?