Но и это еще далеко не все по этому вопросу.
В августе 1938 г. и феврале 1939 года состоялись два заседания Главного военного совета РККА при Наркомате обороны, рассматривавшие технические проекты, чертежи и макеты танков А-20 (колесно-гусеничный) и А-32 (гусеничный), разработанные КБ Харьковского завода под руководством Кошкина.
На обоих заседаниях присутствовавшие военные единодушно высказывались за А-20. Кошкин отстаивал А-32.
И на обоих совещаниях его, в конечном итоге, поддерживал Сталин, не давая прихлопнуть перспективную модель.
Именно по предложению Сталина решили произвести для испытаний опытный образец модели гусеничного А-32.
Давайте себе представим, с какими танками встретила бы 1941 год Красная Армия, если бы Сталин не прислушался к мнениям единиц вопреки хору единогласного мнения специалистов? С какими танками пришлось бы воевать под Москвой, Сталинградом, Курском?
Это при том, заметьте, что до сих пор бытует (и обязательно будет бытовать в дальнейшем) благородное негодование по поводу того, что танк Т-34 был создан вопреки мнению Сталина, чуть ли не втайне от него. Что за этот танк его создателей Сталин «почти репрессировал», поскольку те осмелились воспротивиться его мнению о непревзойдённости колёсно-гусеничной схемы.
Дальше можно рассказывать еще много. Я не буду — литературы по этой теме множество.
И про А-32, А-34, Т-34.
Я и так здесь сильно отклонился от темы своей работы.
Возвращаясь же к ней, хочу обратить ещё раз ваше внимание на знакомое уже обстоятельство. То, что Сталин постоянно склонялся к «гусеничной» схеме, не мешало ему внимательно выслушивать представителей иного мнения. Внимательно, терпеливо, не перебивая.
Можно возразить, что тогда участники совещания ещё не знали его мнения, поскольку высказался он последним. Это действительно так.
Но и на последующих совещаниях, когда решался вопрос о судьбе моделей А-20 и А-32, большинство участников всё равно высказывались за колёсно-гусеничный вариант. Ошибочный, как показала жизнь. Но они тогда всё равно на этом варианте настаивали, несмотря на то, что видно было, что Сталин то и дело явственно склонялся к «чисто гусеничной» схеме.
О чём это говорит?
А говорит это о совсем простой вещи. О том, что такой характер обсуждения был вполне естественным в атмосфере совещаний в присутствии Сталина.
Чем ещё это можно объяснить?
Далее я хочу привести еще один пример, который, кажется, лежит в стороне от рассматриваемого вопроса.
