Петля, прикрепленная к зениту, аутодафе на северном сиянии, и главное где-нибудь в эмпиреях, эфирах и зефирах - удобные ложи для знати, чтобы наблюдать казни.
В рукописи одного толкователя Святого Писания, я прочел, что одним из главных наслаждений праведников в раю является созерцание мук грешников, и чем громче вопли и проклятия пытаемых, тем звонче ликующий хохот зрителей.
Весопляс боялся смерти, когда мы проезжали висельные поля, вжимался лицом в мою спину.
- Будь у меня власть, Даниель, я бы арестовал всех, кто вешает и жжет…
- И что бы ты с ними сделал?
- Повесил бы… Или сжег.
Не было этому конца, моя охотница, не было.
В странствиях прошло пять лет.
В Авиньоне нас приняли превосходно, папа Клемент был стар и умен, как опытная цирковая свинья.
Расставаться с мирским платьем я не хотел, но жил в резиденции Его Святейшества вместе со многими прихлебателями и канцеляристами.
Я искал места - и наконец получил его.
Плакса умудрился вырвать у щербатого проходимца кардинала Аверардо Строцци весьма примечательную грамотку.
Что за прелесть была эта грамотка, глупый кусочек пергамской кожи! За нее многие грозили всадить нам в спину нож или бросить прилюдно обвинение в ереси.
Итак, документ гласил примерно следующее:
Отныне я, Даниель граф фан Малегрин, владыка Биттерланда, бастард горы Кармель, объявлялся тайным надзирателем, читай, шпионом Папской курии при королевских и императорских дворах - по предьявлению документа я мог требовать любой помощи, свежих лошадей, военной поддержки, я мог останавливать казни именем Его Святейшества.
Курия нуждалась в светских людях, которые будут проводить негласный надзор за золочеными пернатыми Континента и Британского Королевства.
Кстати, именно в Британию я и направлялся в первую очередь, что поделаешь - Папская воля.
Досадная мелочь, я не знал ничего ни об истории, ни о политике этой почтенной страны, язык ее был для меня темным лесом, а такие названия, как Ньюкасл, Глазго, Лондон и прочее, оставались китайской грамотой.
О шотландцах, я скажем, не знал ничего, кроме того, что они никогда не моются и в знак политического протеста носят юбки.
Почему-то упоминание о городе Глазго вызывало у молодых куриалов цыплячью панику. Как мне объяснили, туда отправляли легатов в воспитательных целях - никто не возвращался живым.
Дело в том, что в Глазго обосновалась какая-то из ветвей ордена Рыцарей-Храмовников, в последнее время Европа носилась с ними, как с тухлым яйцом, приписывая им то невероятные грехи, то столь же неправдоподобный мистицизм и святость. Очевидно с гостями из Авиньона тамплиеры не церемонились. Благо, море близко, а с жерновом на шее утонет и легат.
