— Это недостойное любопытство, — с некоторым колебанием продолжал Уайяла. — Но я могу тебе это сказать: мне очень хотелось бы знать, каким будет твое имя.
— Имя?
— У тебя должно появиться имя. Ты больше не можешь именоваться просто ялом.
«Ял» в речи Уайялы тоже было состоянием льда — молодого, едва оформившегося в кристалл.
Какие глупости, — подумал Ял. — Какая разница, как будут звать существо, которое долго не протянет?
— Не все ли равно, — произнес он вслух. — Ну, скажем, назовем меня Угуком.
Уайяла покачал головой. Ял почувствовал приступ головокружения и страшную усталость. Не его это была слабость — Уайялы, который изо всех сил старался растянуть свои последние минуты рядом с Ялом.
— Ты не можешь сам дать себе имя, — сказал Уайяла, укладывая на ледяное блюдо очередную ягодку земляники. — Никто не может.
— Интересно, кто мне его даст, если я останусь тут один?
— Один, — повторил Уайяла. — Не понимаю слова.
Ял пожал плечами.
— Кто помешает мне и дальше называться Ялом? — спросил он.
— Это имя принадлежит другому миру. Тому, который закончится вместе со мной.
— Уайяла, прости, конечно, но все, что ты сейчас говоришь — не имеет смысла, — собравшись с духом, решительно произнес Ял. — Когда этот мир закончится — я закончусь вместе с ним.
Уайяла поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Нет, — он покачал головой. — Ты не лед.
Потом они молча ели. Ял ел медленно, клал в рот по одной ягодке и ждал, когда она сама растает на языке и стечет в горло сладкой каплей. Он тоже тянул время — как мог. Время этого мира его не слушалось — это было время Уайялы. Но он все равно тянул — на всякий случай, вдруг подействует. Он брал с ледяного блюда ягодку за ягодкой, выбирая их в определенном порядке. Интересно, если ему удастся найти комбинацию этих сладких ледышек, соответствующую состоянию льда, обозначенного словом «вечность» — может, тогда время вовсе остановится и Уайяла не умрет?
Он увлекся своими изысканиями. Уайяла не прерывал его — он стоял на коленях, спрятав лицо в пригоршню льда. Ягодки, которые выбирал Ял, были немного разной формы и чуть-чуть отличались на вкус. Ял мог сказать точно, какая зрела на солнце, а которая — под листком, которую сорвали в лощине, а какая росла на вершине сухого холма, поросшего соснами.
А потом ему стало холодно. Это ощущение поразило его — он даже забыл о землянике и вечности. Он поднял голову и увидел Уайялу. Вернее, это уже не был Уайяла — это была скульптура, вылепленная из мелкой ледяной крошки. Она постепенно осыпалась, теряла сходство с Уайялой, превращалась просто в кучу ледяной пыли.
