Нисходила от белого вола царская дорога, посыпанная серебряным песочком, до слез пронзенная серебристыми лучами.
Тихо поднялась смерть-Миорица, будто исподволь тянули ее тоска и напасть.
Тело ее молодое распылилось по воздуху. Распались соломой волосы, осыпалось прошлогодней листвой платье и украшения.
Остался остов сквозной.
В серебряной накидке с маковым венком на костяном лбу вышла она на дорогу, стала удаляться к лунному волу, колеблясь грустно, как вода в колодце.
Многие шли по царской дороге вместе с нею. Костяки одинаковые, зыбкие, сквозные. Всеми забытые личины истлевшие.
- Моя ты хорошая… - в скорби окликнул Тодор, стиснул кулаки - ногти в мякоть впились, - Не оставлю тебя, Миорица.
Пересилил грезы и слабость, встал, как под ярмом, и - была не была - расколол о камень под яблоней заветный красный кувшин с вороными кониками по бокам.
Бросился вдогонку по царской смертной дороге - гремели голые кости, сталкиваясь оскалами, треском немыслимым. Трубным гулким ревом отозвался белый лунный вол, закинув голову с лирами-рогами.
Взволновалась царская дорога.
Среди многих одну разыскал и узнал Тодор. Живую левую руку к мертвой руке протянул.
Ладонь костяная с ладонью смуглой соединилась - будто сквозь стекло.
На последнем дыхании вспыхнула между ними краденая искра.
- Отдаю тебе огонь, Миорица - сказал Тодор.
И ничего больше не видел. Свалился, как колотый бык, без памяти.
Позднее утро в глаза ударило. Рывком вскочил Тодор на ноги. Краснели черепки разбитого кувшина под яблоней.
А за спиной лаутара у плясового цыганского костра сидела и стряпала девушка. Обе ее косы были темны-вороны, короной заплетены на затылке, чтоб не мешали.
Помешивала в котелке длинной поварешкой, а крыса Яг от нетерпения у костра подпрыгивал на всех четырех, куда не надо узкую морду совал, за что получал по лбу черенком.
Подошел Тодор ближе, сам себе не веря, обернулась девушка навстречу - заиграла на щеке ямочка, а на высокой шее мерно билась под кожей огневая жилка.
Вздымалась грудь от легкого дыхания Миорицы под наборными грошиками мониста.
Ничего не сказал Тодор, принял девушку-найденыша в кольцо рук своих. Распались косы - смешались черные пряди с кудрями рыжими.
Долго стояли. Похлебка из котелка сбежала, зашипела на углях. Тогда только вздрогнули и опомнились.
- Жаль, что след моей матери невесть где простыл. Некому нас иконой благословить, Миорица - посетовал Тодор. - Даже имени ее не ведаю, чтобы помянуть.
