— Отвратительно! — плевалась директриса словами. — Удар по школе с прекрасной репутацией и старинными традициями! Вы заслужили увольнения! Увольнения с позором! Бесстыдство! — бушевала она. — Безнравственность! Вы не достойны носить высокое звание учителя!
Лоррен слушала эти вопли и следила за жестикуляцией мисс Мэллоди, которая, уверенная в своей правоте, с остервенением фурии втаптывала девушку в грязь. Неведение того, о чем орала ей в лицо директриса, защищало Лоррен, как доспехи, и она наблюдала за всем этим с каким-то равнодушным оцепенением. Она была ошеломлена, но спокойна. В какой-то момент ей даже стало смешно. Когда директриса остановилась, чтобы перевести дыхание, Лоррен тихо спросила:
— Не объясните ли вы мне, мисс Мэллоди, о чем идет речь?
Та чуть не задохнулась от негодования:
— Вы пытаетесь мне сказать, что не знаете, о чем я говорю?!
— Боюсь, что так. — Лоррен покачала головой.
Мисс Мэллоди выдвинула ящик стола, выхватила газету и резко развернула на столе перед Лоррен, указывая на центральный заголовок на первой странице. Прошло несколько минут, прежде чем девушка поняла суть того, что видит. Она уставилась на газету, не в состоянии поверить своим глазам. На первой странице красовались рядом две фотографии ее самой, чрезмерно увеличенные. На одной ее запечатлели у доски в классе, на другой — в саду у дома, лежащую, вытянувшись во весь рост, в довольно откровенном купальнике.
Заголовок, набранный крупными буквами, гласил: «Лоррен Феррерс, привлекательная молодая учительница, в школе заставляет девочек проявлять чудеса сообразительности, а дома вызывает заинтересованность мальчиков».
Лоррен почувствовала, как краска заливает ее лицо, а ноги подкашиваются. Она, как слепая, нащупала стул. Лоррен не могла поверить, что это случилось именно с ней. Она пыталась припомнить во всех деталях тот теплый сентябрьский полдень. Алан тогда ушел куда-то, потом вернулся домой. Прежде чем присоединиться к ней, он, должно быть, поднялся к себе в комнату, выглянул в окно и увидел ее в таком виде. Он-то и мог сфотографировать ее, лежащую на клетчатом шотландском пледе. Да, был еще странный звук, но она решила, что это хлопнула оконная рама в соседнем доме.
Сквозь туманившие глаза слезы Лоррен попыталась разобрать статью под фотографиями. Автор в деталях расписывал ее газетный проект, горячо восхваляя молодую учительницу, взявшуюся за его осуществление, и называл ее «миссионером» и «фанатиком», пытающимся построить мост через пропасть между школой и миром журналистов, до сих пор превратно понимаемым. Он писал, что Лоррен — «свет в темном тоннеле», имея в виду, конечно, эту старую школу, где она работала. Добравшись до конца, Лоррен горела от стыда. Только теперь она начала понимать причину всех оскорблений.
