— Ззарублю-у! — вырвалось откуда-то из-за конюшни.
— Что это? — насторожился Ветров и, рванувшись, побежал на крик, широко отмахивая.
За конюшней, там, где к ней примыкает эскадронное поле, верхом на деревянной кобыле сидел Люшкин и, размахивая клинком, грозил хохотавшему Ковалеву.
— Ой, ой, зарубит! — хватаясь за живот и приседая, вился в хохоте Илья. — Ухо отрубит, право слово, отру...
Ковалев увидел Ветрова и смяк, будто его вдруг окатили холодной водой.
— Вы чего тут? Чего кричите? — подбежал запыхавшийся помкомвзвода.
— Они этой, деревянной-то... ухо отрубил, — попытался сшутить Ковалев.
— Ну, и что же? А вы чего тут, товарищ Ковалев, почему не спите?
— Я? Я так. Лошадь хотел посмотреть.
— Днем наглядитесь! Идите в казарму и больше по ночам не шляйтесь.
Ковалев еще раз взглянул на застывшего в седле Люшкина, оскалил в усмешке свои иссиня-белые зубы и, повернувшись, пропал.
— Ты иди один, — повернулся Ветров к Хитровичу. — Я потом.
И, сунув сверток в траву, пошел к лозам.
— Мы вдвоем порубим, товарищ Люшкин, — подошел он с лозами к красноармейцу. — Ты чего? — заморщился он, увидя кислое лицо Люшкина. — Не обращай внимания на хулигана. Я ему язык-то укорочу.
— Проходу не дает... — отвернувшись, пробормотал Люшкин.
— А ты бы сказал:..
Досадуя на Ковалева и на Люшкина, не умеющего одернуть нахала, Ветров сердито сунул лозу в станок.
— Возьми к бою. Заноси для рубки. Да не так ты заносишь, куда же назад заваливаешь. Вот, смотри, как надо.
Рубили Ветров с Люшкиным и впустую и по лозе. Ломались лозы, надрубленные неуверенным Люшкиным взмахом, росла куча обрубков и хвостовиков, и все крепче, и крепче твердел удар. А когда он постиг секрет полета шашки, когда она пошла у него не впрямую, а с резкою, с оттяжкой, взмахи начались со свистом, срубленная лоза уже не валилась, а торчмя тыкалась в засоренную щепою землю.
И не заметили они, что дневальные уже давно сменились. Притихли конюшни, завздыхали засыпающие лошади. Не заметили они, как один из дневальных удивленно посмотрел на них и, вытащив клинок, начал рубить ночную дрему и вправо и влево, с вжиканьем, до боли в суставах.
— Будет! Хватит! — сказал Ветров, после того как последняя лоза была изрублена. — Завтра с коня попробуем!
