— Перры-ыв! — крикнул кто-то из задних рядов. Красноармейцы, как вспугнутые, вскочили и заторопились к выходу. Председательствующий Ветров стучал по графину и по столу, но все уже выходили. И тогда, чтобы реабилитировать себя как председателя, он крикнул:
— Объявляю перерыв на десять минут!
— Хватился, — усмехнулся Куров, — когда уже все разошлись!
Разбирая подвинутые Хитровичем записки, Смоляк ревниво ловил долетающий красноармейский гул, стараясь по нему определить настроения. «Трактор... промышленность... рабочие... буржуазия...» — долетало до Смоляка, и этих отрывков ему было достаточно. Он уже знал, что доклад до сознания красноармейцев дошел.
Разнообразие записок — «красноармейских мыслей во время доклада» — Смоляка не удивило. Здесь были и прямые вопросы, и с хитрецой, и с поддевкой, и даже совсем к собранию не относящиеся.
А если буржуазия нападет, вот тебе тогда и пятилетка.
Канбаины на лошадях возются или на машинах?
Говорите — рост посевной площади, а земля-то где? Ведь она не растет.
А какие нам выйдут льготы в признаках жизни?
Почему лозу не привозят к деревянной кобыле?
Говорят, Липатов драку в деревне устроил.
Шпоры третьему взводу дали, а пряжек к ремешкам нету.
Будет в Верхнеуральск железная дорога построена или нет?
Я читал, что пятилетку-то выдумал один японский министр, а не мы. Правда это или нет? И этот министр будто в суд на нас хочет подать Лиге наций за то, что украли.
Как мы догоним буржуазию и Америку? Что они, дожидаться, что ли, будут? Или, может, кто их подержит пока?
Прения велись вяло и казенно, пережевывали сказанное или упущенное в докладе. Красноармейцы уже начали зевать а по одному выходить на закурку.
Выступил Куров. Он заговорил об эскадронных делах: о занятиях, оружии, лошадях, дисциплине, на что надо обратить внимание и подтянуться.
Ковалев, стоявший у двери, презрительно заворчал:
— Замолол, закаркал кыргыз. Не хуже тебя рубим.
— Он в комиссары метит, вот и тренируется.
— А куда ты, — перебивая Курова, выкрикнул Ковалев, — куда ты фунт масла девал, когда на кухне рабочим был?
Куров густо покраснел и, подавившись выкриком Ильи, закашлялся. Масло он, будучи рабочим на кухне, попросту съел, и оно мучило, его неизжитым позором.
— Не перебивайте, товарищи! — вступился за Курова председатель. — Маслу время уже полтора года, Куров за это отнес наказание и давно свою ошибку исправил.
— Ковалев всегда мешает, — сказал кто-то из собрания.
— Чья бы корова мычала, а Ковалева молчала.
