Сказания светлейшему герцогу тосканскому Козьме Третьему о Московии | страница 46



В короткий промежуток времени не только у турок, персов, татар, шведов и поляков, но и у голландцев, англичан, французов, испанцев и у священнейшего императора христианского и многих имперских князей, великого герцога тосканского, в Венецианской республике и даже у самого первосвященника римского он чрез послов, подавая пример необычной вежливости и с целью предложить свои услуги, побывал.

Вследствие этого и мосхи также от весьма многих князей получили уверения в дружбе и уважении.

Они принимают совершенно своеобразно иностранных послов и заботливо отсылают их обратно домой, как можно скорее. Ибо они не терпят постоянных в Москве послов, или резидентов, как их называют, а также и сами не позволяют своим долго оставаться при Дворах других государей, дабы те, вследствие слишком долгого постоянного обращения, не изменялись бы и не вносили в отечество новые нравы. Мало того, они и приезжих послов считают как бы честными, явными лазутчиками и законными изменниками своей вере. Посылаемым же ими за пределы государства они постоянно, под угрозою тяжкого наказания, приказывают везде тщательно поддерживать царское достоинство и величие, а также и разузнавать о всех делах до мельчайших подробностей, в течение немногих дней. Во избежание же всякого совращения или подкупа со стороны иноземцев, и дабы послы находились в полной зависимости от царской милости, у них по возвращении домой обыкновенно отбирают подарки, полученные ими за границей, и либо награждают их другими, либо же подвергают наказанию.

Раньше мосхи до того считали себя всячески вправе нарушать почитаемые священными у всех права послов, что Иван Васильевич приказал пробить голову гвоздем некоему татарскому послу, не снявшему шляпы, а другого посла, от римского императора, недостаточно почтительного, отправил в изгнание в холодную Сибирь. (Известно, что отец нынешнего царя поступил таким же образом с неким английским послом.) Послов от держав, не состоящих с ними в дружеских отношениях, русские обыкновенно не допускали даже внутрь государства, а как можно скорее отпускали домой, покончив дело, ради которого те приезжали, чрез посредников на границе. Послы же от дружеских держав, с момента прибытия их к границе России, поступают на полное содержание царя, и их провожают до столицы царства, осыпая всякого рода проявлениями гостеприимства, хотя они часто испытывают завистливое и высокомерное, на словах и на деле, обращение приставов, т. е. чиновников от порубежных воевод. Ибо те стараются последними слезать с коней, выходить из экипажа, сесть повсюду первыми на наиболее почетное место, как можно реже снимать шапку, как можно менее двигаться вперед и по возможности чаще произносить титул царя. Прибыв к первому русскому городу, послы непременно должны некоторое время там пообождать, доколе царь, извещенный об их прибытии, не отпишет, как ему угодно поступить с ними далее; в это время управляющий сею областью воевода редко показывается послам, дабы этим как-нибудь не уронить чести своего государя, а может быть, и для того, чтобы не быть заподозренным в подкупе. Затем они с новым переводчиком и приставом, проезжая по государству, не имеют права идти пешком, ни даже прохаживаться по улицам, лежащим на пути городов, иначе как с согласия и разрешения сопровождающих их приставов и окруженные военною стражею. Приблизясь к Москве, они несколько времени ждут, пока не будет назначен день для торжественного въезда и не явятся новые пристава. Эти с еще большим упорством, нежели прежние, стараются по большей части закрывать послам вид с правой стороны, более по собственной гордости и упорному высокомерию, нежели во исполнение царской воли. Поэтому когда в 1672 году дворянин Адольф Евершильд, мой родственник, будучи послан шведским королем в Московию, заметил своему приставу, что это крайне неприлично, прибавив, что русские незаслуженно требуют, чтобы им за границею оказывали почести, так как они у себя не оказывают ничего подобного чужестранцам, то царь немедленно велел приставу тотчас же перейти на левую сторону посла. Когда же тот собирался уезжать, то царь, оказав ему многие необычайные знаки расположения, пожелал, чтобы он, окруженный знатными людьми, проехал бы по городу на белых лошадях. Итак, обращаясь к началу рассказа, послы въезжают в город среди многочисленных всадников из знати в роскошных одеждах и между рядами пеших солдат, на длинное расстояние развернутыми, и везут их на царских лошадях в громадный дворец, именуемый дворцом христианских послов. Необычное блестящее торжество это не может не поразить зрителя. Затем они в стенах своего жилища окружаются, как бы в какой осаде, воинскою стражею, которая никому не позволяет входить к ним, кроме посланных царем, и никуда наружу не выпускает кого бы то ни было из посольских слуг, дабы как-нибудь не представилась им возможность подкупить московских чиновников деньгами или подарками, или кто-либо не узнал о том, что поручено послам, раньше царя. Впрочем, мосхи поступают так, прикрывая это видом почета и заботы о безопасности. Меж тем послам щедрою рукою отпускается все необходимое для существования, так чтобы им, сколько времени они бы не прожили в Москве, не было бы надобности тратиться самим на что-либо, кроме подарков.