Следом проскользнула мамка, прижимая к груди ларец с Ольгиными драгоценностями, тоже повела прищуренными глазками и смирно присела на скамью в дальнем углу — облюбовала себе место.
— Ладно ли будет тебе здесь, княгиня? — спросил Асмуд и, дождавшись утвердительного кивка Ольги, с поклоном упятился за порог.
За дверью негромко звякнуло железо, выдавая присутствие сторожевых дружинников.
Неслышно ступая по ковру, Ольга подошла к окну; с усилием, со скрипом сдвинула вбок тугую оконницу, затянутую мутным бычьим пузырем.
Почти вровень с окном торчали заостренные бревна частокола. Невидимый за частоколом город выдавал себя лишь неясным людским гомоном, скрипом тележных колес, конским ржаньем, звонким перестуком кузнечных молотов. Только взметнувшуюся над холмом башню видела Ольга да проплывавшие над башней облака…
3
Если бы кто сказал Ольге раньше, что вся жизнь может состоять из бесконечного ожидания, она бы не поверила. Но теперь это было именно так. Любечское сидение тянулось смазанной полосой неотличимых друг от друга дней.
Изредка от князя Игоря приезжали бояре, рассаживались по лавкам — как на подбор тучные, багроволицые, в длиннополых жарких кафтанах с накидными петлями — и сидели молча, томясь от духоты, не зная, что сказать этой надменной девочке, неизвестно за какие достоинства вывезенной из далекого северного Пскова…
…Первое чувство, которое испытала Ольга, когда увидела наконец своего суженого, был страх. Страх… и разочарование.
Князь Игорь совсем не походил на того светлолицего витязя, каким она представляла его в мечтах. Киевский властелин был немолод; в лохматой бороде серебряными нитями проросла седина; бурое, будто выдубленное ветрами и солнцем лицо избороздили глубокие морщины. Князь был приземист, невероятно широк в плечах и в своем длинном красном плаще, ниспадавшем до пола, казался гранитной глыбой. Только глаза у него были такие, как когда-то привиделись Ольге: синие-синие…
Тяжело ступая большими сапогами, князь Игорь подошел к обмершей девочке, пробасил недовольно:
— Дитя еще сущее…
Асмуд рухнул на колени, повинно склонил голову.
Но вмешался высокий муж в таком же, как у князя, длинном красном плаще, застегнутом у правого плеча массивной золотой пряжкой (Ольга после узнала, что это был варяг Свенельд, второй после князя человек в Киеве):
— Жонок у тебя много, княже. А эта подрастет, будет достойной княгиней. Глянь-ка на нее, княже!
Ольга стояла, вся напряженная, как готовая лопнуть струна, щеки пылали, а взгляд больших синих глаз был почти страшным; от такого взгляда у людей мороз проходит по коже, подгибаются колени…
