— Крестись, сын мой! Я познала бога — и радуюсь! Если и ты познаешь — тоже станешь радоваться!
— Чем плохи наши старые боги? — спокойно возражал Святослав. — Перун дарует нам победы, Даждь-бог — солнечное тепло и урожаи злаков, скотий бог Волос заботится о дружинных конях, чтобы они не уставали в походах. А единый греческий бог не способен помочь даже своему царю. Не потому ли царь просит у тебя воинов?
Если Ольга продолжала настаивать, Святослав цедил сквозь зубы — неохотно, отстраняюще:
— Как мне одному принять греческую веру? А дружина моя станет насмехаться…
И это было все!
Правда, Святослав открыто не препятствовал тем из мужей, кто собирался креститься, но презрительный и насмешливый взгляд князя, будто нечаянно указанное чашником место на пиру в отдалении от княжеского кресла, странная забывчивость тиуна, проехавшего со столовыми запасами мимо двора дружинника-христианина и свернувшего во двор дружинника-язычника, предостерегали умеющих видеть. Христиан в Киеве почти не прибавлялось.
Деятельную Ольгу не утешали слова христианского смирения, подсказанные священником Григорием, хотя повторяла они эти слова довольно часто: «Да будет воля божья. Если захочет бог помиловать род мой и народ русский, то вложит им в сердце то же желание обратиться к богу, что даровал мне…»
А вскоре заботы о вере отодвинулись куда-то далеко-далеко: препятствия, чинимые хазарами восточной торговле, становились разорительными для купцов. Пришло время освободить от хазарской дани вятичей, которые еще не признавали власть Киева, и объединить их с другими славянскими племенами. Выход был один: война с Хазарским каганатом. Бояре и княжие мужи все чаще заговаривали о походе.
Княгиня Ольга не пресекала воинственных речей. Ею овладело какое-то странное равнодушие. Полоса неудач подломила гордую княгиню. Власть уплывала из рук. Святослав был уже не отроком, но мужем. Ольга женила его на дочери знатного киевского боярина, и уже появились первые внуки — Ярополк и Олег. Они жили в Вышгороде, под присмотром княгини Ольги, а князь Святослав остался в Киеве, среди своих мужей-дружинников. К своей молодой жене он наезжал не чаще, чем когда-то Игорь к княгине Ольге, весь был в чужих и непонятных матери дружинных делах, и в его разговорах с Ольгой порой проглядывала обидная снисходительность.
Заканчивался 963 год, последний год несовершеннолетия князя Святослава. Люди ждали каких-то перемен, ибо прежнее спокойное княжение многим казалось топтанием на месте.
