На заседание я ворвался, как бомба: громко хлопнул дверью, закрывая ее за собой, прошел к самому столу, бесцеремонно прервал очередного выступающего и произнес страстную речь, обвиняя присутствующих в бюрократизме, формализме, нежелании творчески решать научные проблемы и недвусмысленно грозя немедленно отправиться в редакцию газеты, в горком партии и даже в Центральный Комитет! Мне потом не раз и весьма красочно расписывали "явление Христа народу", как окрестил какой-то шутник мое внезапное и буйное появление среди членов парткома и приглашенных. Самое любопытное — говорил я так страстно и невнятно, что никто из присутствующих толком не понял, почему я так разволновался и чего, собственно, добиваюсь. Когда я набирал воздух для очередной гневной тирады, секретарь парткома, седенький, простоватый на вид, но лукавый Анатолий Александрович ласково спросил меня:
— Кто вас обидел, Николенька?
Пользуясь разницей в возрасте, он нередко называл меня именно так. Мне это вовсе не нравилось, но сказать ему об этом я стеснялся.
— Меня? — я перевел дух и несколько растерянно ответил; — Меня лично никто!
— Тогда зачем же вам ехать в горком партии или даже в Центральный Комитет? — все также ласково поинтересовался секретарь, глядя на меня ясными прищуренными глазами.
— Потому что посылать сейчас Гранина в командировку — преступление! Нельзя прерывать работу на такой стадии! — со страстной убежденностью немедленно ответил я.
Пробежал гул, кто-то засмеялся, кто-то фыркнул в кулак. Анатолий Александрович, сохраняя полную невозмутимость, поговорил с соседями справа, слева, даже через стол и снова обернулся ко мне;
— Кого же вы предлагаете послать вместо Гранина? Вопрос застал меня врасплох.
— Кого? — переспросил я.
— Если нельзя послать Гранина, то кого-то надо послать вместо него, приветливо пояснил милейший Анатолий Александрович.
— Да кого угодно! — нашелся я. — Понимаете? Только не Гранина!
Сбоку засмеялись, я сердито повернулся, собираясь что-то сказать, но меня остановил заместитель директора института.
— Ну, а если мы пошлем вас?
— Меня, так меня! Я же сказал — кого угодно!
— Отлично! — улыбнулся заместитель директора. — Идите оформляйтесь, я позвоню.
Все решилось так быстро и неожиданно, что я толком не осознав, в чем дело, продолжал стоять столбом. И тогда Анатолий Александрович, склонив голову набок, доброжелательно спросил:
— У вас что-нибудь еще, Николенька, или нам можно продолжать?
