Когда его войско расположилось лагерем между городом и рекой, дороги были построены, сады обнесены стенами, в землю вкопаны цементные цистерны. С далеких голубых гор на запряженных волами санях возили камень — серый гранит, под охраной татарских всадников в Самарканд толпами шли из Ургенча и Герата искусные мастера. Послы степенно въезжали на широкие, обсаженные тополями улицы, постоялые дворы города были заполнены.
Изменился даже цвет города, так как любимым цветом татар был голубой — цвет бескрайнего неба, самых глубоких вод и самых высоких горных вершин. Тимур видел голубые глазурованные изразцы Герата, и вместо матовости глиняных кирпичей фасады его новых построек отливали бирюзой, пронизанной золотой и белой вязью надписей.
Поэтому город стали называть «Гок-канд», Голубым Городом.
И самаркандцы поняли, что эмир Тимур не чета другим правителям. Возникла поговорка: «Под рукой Железного (Тимура)». Теперь они сворачивали в сторону, когда он ехал по улицам на своем скакуне, длинноногом иноходце Гнедом, впереди военачальников и советников, вспыхивая серебром и кармазином сквозь пыль. Редко осмеливались подходить к нему с просьбой рассудить их, когда он, выйдя из мечети, стоял в тени арочного портала, и муллы в длинных одеяниях восхваляли его, а нищие пронзительно взывали к Кормильцу. Рослый эмир был терпелив лишь с теми, кто сражался под его знаменем, и если двое горожан обвиняли перед ним друг друга, суд его бывал скор, и по шее одного из тяжущихся могла полоснуть сабля телохранителя.
Самаркандцы надолго запомнили приезд Хан-Заде, Ханской Дочери, из Ургенча. В тот день западная дорога была выстелена коврами, а земля в лагере Тимура покрыта парчой.
Хан-Заде приехала под чадрой, в кресле на горбах белого верблюда, в окружении вооруженных всадников, за ней следовали лошади и верблюды, нагруженные ее дарами. Навстречу ей выехали тавачи и эмиры под развевающимися знаменами и колышущимися под ветром балдахинами.
Вечером, когда сухой ветер колебал стены шатровых павильонов>{17}, желтые фонари освещали цветущие акации, и вокруг шатровых столбов вились курения сандала и амбры, Тимур расхаживал среди пирующих, его рабы сыпали золото и жемчуг на тюрбаны гостей.
«Все было поразительно, — восклицает автор хроники, — и нигде не было места унынию. Свод большого павильона был выполнен в виде голубого неба, на котором сияли звезды из драгоценных камней. Покои невесты отделялись завесой из золотой парчи, и поистине ложе ее не уступало роскошью ложу Кайдесы, царицы амазонок».
