Когда дороги стали проходимыми, они присоединились к правителю Сеистана и отправились воевать за его интересы — став просто-напросто наемниками. Тимуру война доставляла удовольствие. Они захватили большинство мятежных крепостей, одни — внезапными ударами, другие — штурмом с помощью лестниц.
Хуссейн, однако, создавал осложнения, грабя деревни, а потом размещая там свои гарнизоны. Тимур относился к этому безразлично, однако правитель Сеистана был недоволен, и оставшиеся мятежники, пользуясь этими натянутыми отношениями, отправили послание своему повелителю. «Вражды мы к тебе не питаем; смотри, если будешь позволять татарам занимать наши деревни, они захватят всю страну».
Правитель Сеистана снялся однажды ночью, ничего не сказав союзникам, и объединил силы с бывшими мятежниками. Это было типичное вероломство горных племен, вечно подозрительных и не верящих чужакам. Они атаковали Тимура, тот отбил нападение и врезался в их ряды.
В этом бою, где его подчас окружало не более дюжины воинов, Тимур представлял собой хорошую мишень для лучников противника. Одна стрела пробила ему кисть руки, другая угодила в ступню. Он лишь обломил и вытащил стрелы, не придав значения ранам, но они оказались серьезными, и ему потом пришлось отлеживаться в шатре.
Сеистанцы потерпели поражение, союзники приобрели в результате победы новые земли и новых воинов. Хуссейн с большей частью своего нового войска отправился на север, оставя Тимура отдыхать в холмах, залечивать раны.
Туда к нему приехала Улджай. Чернокосая хатун на какое-то время получила возможность быть неразлучной с вождем барласов, из этого лагеря никто не мог призвать его на войну. Их шатры стояли среди виноградников, воздух там всегда был прохладным, лошади блаженствовали, отъедаясь буйной, сочной травой. Ночами при полной луне месяца шаввал>{11} они возлежали на коврах, глядя в темноту долин. В лунном свете Улджай созерцала Тимура, сидящего со своим сыном, Повелителем Мира.
И она считала дни, пока Тимур неустанно шагал по лагерю, испытывая поврежденную ногу. Болела нога сильно, однако держался Тимур прямо, как прежде. И когда — слишком рано для любви Улджай — он потребовал коня и кольчугу, Улджай принесла саблю и опоясала Тимура ею, темные глаза ее смотрели бесстрастно, так как молодая жена не должна выказывать горя перед своим повелителем.
— Да хранит тебя Аллах, о муж мой.
