— Мы будет здесь.
— Тебе нельзя идти одному, — сказала девушка. — Здесь же повсюду ползают шершни. — Она подняла с земли обрез.
— Все в порядке. Только дайте мне ружье. Одолжите.
Ковбой рассмеялся.
— Одолжи мою задницу.
Девушка покачала головой.
— Если бы ты знал, скольких мы потеряли, добывая эти штучки, ты бы понял, что незнакомцам мы их не даем. — Она поднялась. — Пойдем. И давай побыстрее. Мы все здесь голодные.
Мы прошли через центральный район Льюиса, направляясь к тому месту, где я оставил моторку. Первые лучи восходящего солнца окрашивали ржавые автомобили и развалины домов в кровавый цвет.
Минут десять мы шли молча, потом она сказала:
— Не понравилось, да?
— Отчего же. Я ведь вас даже не знаю.
— Может быть, ребята показались тебе грубоватыми. Но начинали мы не так. Тони из семьи профессиональных теннисистов, они жили на Лонг-Айленде. Зак, парень в ковбойской шляпе, учился в еврейской школе на Манхэттене, когда мир опрокинулся и смиренно поднял лапки. Вообще-то он из Ванкувера. Знаешь, у него были такие черные завитушки. — Она повертела пальцами за ушами. — Но он потерял волосы при пожаре. Мы тогда устроились на ночь в детском саду, и какой-то идиот опрокинул во сне лампу. Волосы так и не отросли: ни на бровях, ни на руках. Обгорел он несильно, но, наверное, шок… подожди… — Она остановилась и посмотрела на меня. — Все не так, да?
— Что не так?
— Мы так одичали, что позабыли о манерах. — Девушка протянула руку. — Здравствуйте, я — Микаэла Форд.
Я пожал ее руку.
— Грег Валдива.
— Приятно познакомиться, Грег.
— Взаимно, Микаэла.
Получилось здорово. Мы стояли в сожженном городе, посреди разбросанных черепов, и пожимали друг другу руки, как будто только что познакомились на каком-нибудь светском приеме.
Она кивнула. Похоже, ей стало легче.
— А ты откуда, Микаэла?
— Я? Из Нью-Йорка. Моя мать работала в издательстве. Мы только переехали в квартиру на Гринвич Виллидж. Мне там нравилось, особенно уличные базары по воскресеньям. Я даже помогала продавать африканские украшения.
— Звучит шикарно.
— Шикарно? — Она улыбнулась. — Это из какого же века словечко?
— Слово из репертуара моей мамы. Шикарная одежда, шикарная машина, шикарный дом.
— Она умерла?
— Она умерла.
— Моя тоже. Я переехала к отцу в Кэтскилс, когда начались все эти ужасы. Как и все, мы полагали, что беспорядки дело временное, но они продолжались и продолжались. Шершни поджигали школы, дома, потом целые города. Мои родители уже пять лет жили раздельно, но отец очень волновался за маму, особенно после того, как мы увидели, что творится в Нью-Йорке, где столько людей погибли уже в первый день.
