— Эх, хороша спиртяшка! — объявил Дрон, опрокинув в себя содержимое кружки, а потом перевел взгляд на Сергея и удивленно спросил: — Ты чего не пьешь?
Тот пожал плечами, сделал глоток и снова поставил кружку на место.
— Нет настроения...
— Чего случилось-то? Давай, колись, — потребовал Дрон.
— Да отец постоянно цепляется! — Серегу прорвало. — Вот скажи честно: я ведь сегодня нормально полосу отработал?!
— Не то слово, — кивнул Дрон, подливая в свою кружку спирта.
— Вот! — тряхнул головой Серега. — А отцу все не так. Мне уже двадцать, а он меня по-прежнему считает ребенком, который даже пописать сам не может! Но знаешь, что я тебе скажу? Пусть считает! Я еще всех обставлю на полосе, вот увидишь!
— Угу. Давай, чтоб все вышло, — Дрон поднял свою кружку и, не дожидаясь Сергея, опрокинул себе в рот.
— А у твоего папаши губа не дура, — добавил он, довольно облизнулся и спросил: — Закусить чем есть?
Сергей поискал глазами закуску, но не нашел. Да ее и быть не могло — после смерти матери они с отцом сами не готовили и продукты дома не хранили, а питались в столовке, да в станционном баре. Не обнаружив ничего подходящего, Серега протянул Дрону мутный от времени графин с водой, который стоял на верхней полке сколоченной отцом этажерки.
— Извини. Только запить.
— Да ладно, — отмахнулся тот и, забрав сосуд, отхлебнул прямо из горлышка.
Лицо приятеля раскраснелось, недобрый блеск в глазах пропал, и Сергей решился задать не дающий ему покоя вопрос:
— Скажи, Дрон, а вот Лида...
Он не договорил. Висящая под потолком лампочка вдруг мигнула и погасла. В палатке сразу стало темно. Не так, как бывало, когда он или отец выключали лампу, — палатка погрузилась в непроглядный мрак, хотя обычно ее тонкие брезентовые стенки пропускали наружный свет с платформы. «Авария на линии, — сообразил Сергей. — И, похоже, серьезная, раз электричество отключилось по всей станции». Он отодвинул полог и выглянул наружу — там действительно стояла непроглядная темнота.
— Эй, что со светом?! Что происходит? — слышались с разных сторон встревоженные голоса.
Пока Касарин озирался, вглядываясь в темноту, Дрон, не теряя времени, запалил керосиновую лампу, которая хранилась в палатке как раз на такой случай. Лампа страшно чадила, потому что вместо керосина была заправлена самопальной соляркой, производимой химиками-самоучками с Сибирской. Настоящий керосин уже давно не встречался в метро, так как еще в первые годы после Катастрофы сталкеры перетаскали с поверхности все разведанные запасы. Несмотря на густой едкий дым, выделявшийся при горении, солярка была одним из самых востребованных в метро товаров, служа не только горючим для керосиновых ламп, но и топливом для генераторов. А на подавляющем большинстве обитаемых станций такие генераторы являлись единственным источником электричества.
