Монах утвердительно кивнул головой.
– Хорошо. Отведите Дмитрия, пусть готовится, начинайте без меня, я подойду чуть позже.
Действие принятия католичества происходило в небольшом старом костеле на окраине Кракова. Расстрига шел туда тайно с каким-то Польским Вельможею, одетый в бедное рубище, закрывая лицо капюшоном, чтобы никто не узнал. Григорий выбрал одного из иезуитов себе в духовники, исповедался ему и отрекся от православной веры, и как новый ревностный сын католической церкви принял Тело Христово с миропомазанием от Римского Нунция.
******
На следующий день Рангони угостил расстригу пышным обедом и повез его во дворец. Сигизмунд, обыкновенно важный и величественный, принял Дмитрия стоя в своем кабинете с ласковой улыбкой на устах. Мнимый царевич поцеловал руку Сигизмунду и рассказал ему свою историю, а также с видом сердечного умиления клялся в выполнении всех взятых на себя обетов. Королевский чиновник подал знак Дмитрию об окончании аудиенции, и попросил его подождать в другой комнате, где его дожидались Воевода Сендомирский с дочерью и Вишневецкие. Король остался вдвоем с Нунцием, через двадцать минут они призвали ожидающих.
Положив руку на сердце, смиренный царевич более вздохами, чем словами убеждал Сигизмунда быть милостивым к нему. Король, с веселым видом приподняв свою шляпу, обращаясь ко всем, произнес.
– Да поможет вам Бог, Московский Князь Дмитрий! Я выслушал и рассмотрел все ваши свидетельства и доводы. Несомненно, я вижу в вас сына Иоанна Грозного, и в доказательство моего искреннего благоволения определяю вам ежегодно сорок тысяч золотых на содержание и всякие издержки. Кроме того, вы, как истинный друг Польши и Литвы, вольны, сноситься со всеми Панами и пользоваться их помощью в ваших начинаниях. Да вот еще что, советую вам как можно быстрее начать формирование армии. А вам, пан Мнишек и пан Вишневецкий, следует поднять знамя войны против Годунова, но действовать именем Иоаннова сына. Составьте рать из вольницы и шляхты. Определяю по этому поводу на жалование войску все доходы Сендомирского Воеводства. Вам также следует внушить дворянам, что слава и богатство ожидают их в России.
Король подошел к Дмитрию снял с себя золотую Цепь и торжественно одел ему на шею и жестом отпустил всех.
Близь Львова и Самбора, в местностях вельможи Мнишека, под распущенными знаменами уже толпилась шляхта и чернь, чтобы идти на Москву. Именно туда устремился Дмитрий. Польские и Литовские дворяне в угодность королю Сигизмунду, прельщаясь мыслью о грабежах, стремились в Самбор. Голодные и полуголые бродяги, надеясь на жалование, которое щедро раздавал Мнишек в надежде на бедующее наследство дочери, требовали оружия. Некоторые из русских беглецов, исполненных ненавистью к Годунову, так же пали к ногам мнимого царевича и составили его первую русскую дружину. Уже зная настроение Донских и Запорожских казаков, их нелюбовь к Годунову казнивших многих из них за разбои, Дмитрий призвал их к себе. Два атамана Андрей Корела и Михайло Нежакож лично удостоверились в чести, оказываемой Дмитрию Сигизмундом и Польскими Панами. По возвращению домой они обратились к товарищам по оружию с воззванием, что их завет на славное дело истинный царевич. Донские и Запорожские казаки сели на своих коней и присоединились к армии Самозванца. В порубежных городах и селах появлялись грамоты от Дмитрия с воззванием к народу, что он жив и скоро сядет на Московский престол. Народ изумлялся, не зная кому верить, а разбойники и негодяи земли русской, со всех концов Великой Державы радостно устремились к Дмитрию, в надежде на прощение своих грехов и прельщаясь возможностью грабежей.
