Действительно, уже заложники были разменены, военные действия прекращены, и на республиканских фортах, равно как на фрегате "Сигорс", уже развевался парламентерский флаг, как вдруг Нельсон показался у входа в залив. Еще не став на якорь, он узнал об условиях, дарованных мятежникам. Известие это поразило его удивлением и досадой, и он немедленно объявил, что ни за что на свете не согласится скрепить это унизительное перемирие. Капитан Фут сигналом получил приказание тотчас же спустить поднятый на форт-брамстеньге его фрегата парламентерский флаг, и 28 июня Нельсон объявил кардиналу Руффо, что он до тех пор не допустит выполнения условий этой капитуляции, пока не получит подтверждение самого короля. Подкрепляемый похвалами сэра Вильяма и леди Гамильтон, он остался с тех пор непоколебим в этом решении. Тщетно кардинал, приехав на корабль "Фудройан", на котором Нельсон имел свой флаг, с энергией защищал дарованное ему его монархом священное право подписать договор; тщетно капитан Фут представлял Нельсону, что когда он скрепил капитуляцию, столь выгодную для мятежников, то он скорее должен был ожидать появления французской эскадры, чем английской; тщетно говорил он ему, что в ожидании такого обстоятельства он не считал себя вправе быть более взыскательным, чем кардинал: Нельсон, отдавая полную справедливость, как он говорил, добрым намерениям капитана Фута, тем не менее не переставал утверждать, что капитан допустил обмануть себя этому "изменнику Руффо, который намеревается составить себе в Неаполе партию, враждебную видам его государя". 28 июня Нельсон избавился от своего беспокойного советника, отправив его в Палермо, с приказанием предоставить свой фрегат в распоряжение королевской фамилии. Однако 26 числа, освободив, сообразно девятому пункту капитуляции, нескольких пленных, в числе которых находились брат кардинала Руффо и десять английских солдат, захваченных в Салерно, республиканцы покинули свое последнее убежище. Они вышли из него, как предписано было в договоре, со всеми почестями и сложили свое оружие на берегу.
Между участниками этих печальных событий был один человек, которому сорок лет верной службы давали наибольшие права на милость короля. Это был семидесятилетний старец, князь Франческо Караччиолло, происходивший от младшей ветви одной из самых благородных фамилий Неаполя. Он долго и с отличием служил в неаполитанской морской службе и командовал кораблем "Танкреди" под началом адмирала Готама. Почтенный благосклонностью своего государя, заслуживший большую популярность Караччиоло в 1798 г. был произведен в адмиралы и снискал уважение и любовь всех английских капитанов в то время, когда английская эскадра, забытая Адмиралтейством, приветствовала как благоприятное событие, появление двух неаполитанских кораблей в заливе Сан-Фиоренцо. Когда королевская фамилия бежала в Палермо, Караччиоло на своем корабле провожал ее и возвратился в Неаполь не прежде, чем получил на это разрешение короля; но вскоре, увлеченный обстоятельствами, он принял командование морскими силами Республики, и не однажды с несколькими плохими канонерскими лодками, которые ему удалось собрать, нападал на английские фрегаты. Нельсон сначала не очень сурово отзывался о безрассудстве, с каким Караччиоло оставил своего Государя, и казалось, готов был допустить, что в душе неаполитанский адмирал не был настоящим якобинцем. Как только капитуляция была подписана, Караччиоло, лучше своих товарищей понимавший дух междоусобий, скрылся в горы. Голову его оценили; один из слуг изменил ему, и 29 июня в девять часов вечера он был привезен на корабль "Фудройан". Капитан Гарди поспешил защитить его от негодяев, его выдавших, которые, прямо на шканцах английского корабля продолжали осыпать его ругательствами, и делать ему оскорбления. Адмирала уведомили о взятии Караччиоло, и пленник был поручен надзору старшего лейтенанта корабля "Фудройан".
