Больё недолго удерживал за собой эту позицию. Перед ним был противник, решившийся не давать себе ни минуты отдыха, пока не принудит Австрию к миру. Нельсон сам был озадачен, изумлен блистательными победами итальянской армии. В течение трех лет он видел, что две 30000-ные армии более ничего не делали, как только маневрировали на клочке земли у подошвы приморских Альп, оспаривая одна у другой несколько постов между Альбенгой и Савоной. Еще недавно его уверяли, что если он перехватит конвой, ожидаемый из Марселя, то этим отбросит французов за Генуа, и вдруг до него доходит весть, что они готовы уже войти в Милан.
"Французы, - писал он адмиралу Джервису, - перешли По без всякого сопротивления. Больё ретируется, как говорят, на Мантуа, а Милан поднес свои ключи неприятелю. Где эти люди остановятся?" "Наш посланник в Генуа, прибавляет он несколько дней позже, - уверяет меня, что у Больё есть еще до тридцати восьми тысяч войска, и надеется, что ему не предстоит никаких встреч с неприятелем до прибытия подкреплений. Однако я с прискорбием должен сообщить вам известия, которые мне передал, со своей стороны, наш консул. Он прислал мне письмо, обнародованное Г. Саличетти, где объявляется о новом поражении генерала Больё. 11 мая он был разбит при Лоди, и оставил в руках неприятеля свой лагерь и всю свою артиллерию. История эта плохо рассказана и мне хотелось бы в ней усомниться, но к несчастью, я слишком привык верить победам французов".
Под впечатлением от этих новых триумфов герцоги Пармский и Моденский договариваются с генералом Бонапартом о мире. Сам Папа, устрашенный, думает о том, как бы отвратить от Рима нашествие французов. "Он им предложил, пишет Нельсон жене, - 10 миллионов крон{15}, чтобы они не входили в Рим, но они потребовали прежде, чтобы им выдали знаменитую статую Аполлона Бельведерского. Какой странный народ! А надобно признаться, что они делают чудеса!" Хотя на Генуэзском берегу нет уже более австрийцев, однако Нельсон продолжает оставаться там, и уже его деятельность доставляет ему случай мешать успехам Бонапарта. Он перехватывает перед Онельей шесть судов, нагруженных орудиями и снарядами, назначенными для осады Мантуи. По некоторым бумагам, найденным на этих судах, он узнает, что число французских войск не превышает 30875 человек. "Включая гарнизоны Тулона и других береговых пунктов силы неприятеля, - пишет он, - простираются до 65000 человек. Вероятно, большая часть этих войск присоединится к Бонапарту; однако кажется, что его армия не была прежде так многочисленна, как я думал".
