Она положила кусок на тарелку и поставила тарелку на столик перед креслом, которое я себе выбрал, и Фрэнк тоже взял себе кусок.
– Как насчет портвейна? – спросил он у меня, налил стакан и поставил его рядом с пирогом. – А теперь, – сказал он, – давай послушаем про старого Уилла. Мне всегда интересно, что он говорит. Я уверен, что в его словах есть некая странная мудрость, нужно только правильно все понять.
Элизабет засмеялась и убрала носовой платок обратно в рукав.
– Я думаю, Фрэнк, ты такой же ненормальный, как и он, – сказала она. – А может, и хуже. По крайней мере, он-то знает, что он сумасшедший.
Я аккуратно поднял стакан и сделал глоток, стакан дрожал немного. Потом я посмотрел на то, как Фрэнк улыбается, и сказал:
– Булки.
Но когда я это сказал, он перестал улыбаться и нахмурился, я покраснел и даже немного испугался.
– Это, – сказал я шатким таким голосом, – то, о чем говорил старик.
И потом я смотрел, как Фрэнк перестает хмуриться, и только после этого снова заговорил. Потом я сказал ему:
– «Как там твои булки?» – вот что он сказал.
И Фрэнк начал смеяться, даже как-то не очень нормально, как будто бы очень громко кашлял.
И я сказал:
– Он попросил меня принести одну.
– Одну что? – проговорил Фрэнк между приступами смеха.
– Я… я не знаю совсем. Но думаю, он говорил про булки.
Тогда Элизабет тоже начала смеяться, а с Фрэнком случилось то, что бывало со мной, когда Налда меня иногда щекотала, – он все пытался вдохнуть воздух и перестать смеяться. И я, наверное, обрадовался тогда, потому что начал говорить довольно быстро.
– А у меня не было никаких булок, – сказал я. – А потом он еще начал кричать: «Принеси мне фрукт, друг мой. Принеси мне фруктов».
Фрэнк начал размахивать руками в воздухе, лицо у него было красное, и он задыхался:
– Пожалуйста, хватит…
И тогда я тоже начал смеяться. А потом я подумал, что, наверное, прошло уже много-много лет с тех пор, как я смеялся вместе с другими людьми, и еще больше времени с тех пор, как то, что я говорил, смешило их, если они только не смеялись над тем, что я говорил, в смысле – надо мной. Я очень обрадовался. Я снова рассказал про все это, про булки и фрукт, и говорил очень быстро. И я рассказал про то, как выглядел этот старик в кресле, и даже немного про то, как он тряс кулаком в воздухе и все такое, это чтобы они смеялись подольше. И Элизабет сняла свои очки и закрыла глаза руками, чтобы остановить слезы, которые текли, пока она смеялась, – на самом деле, я думаю, она над Фрэнком смеялась больше. И над тем, как он выглядел, когда пытался прогнать невидимого призрака, который его постоянно щекотал.
