Когда это случилось, мне стало довольно грустно, и пока время шло, а я их так больше и не увидел, мне становилось все грустнее. Но еще, пока я там работал, я сделал одно открытие, и от него мне стало немного лучше.
Понимаете, каждый день после обеда некоторые сиделки выводили некоторых пациентов на скамейки, которые стояли рядом с больницей. И пока я работал с этими новыми клумбами, я иногда смотрел на то, как они все это делают, как они помогают пациентам с палками и выкатывают некоторых из них на креслах. Но потому что раньше я бывал намного дальше, я не заметил вот какой штуки – одна из этих сиделок, которая им помогала, была почти самой прекрасной девушкой в мире. Такое открытие я сделал в тот день.
У нее были темные-претемные волосы, она их аккуратно убрала под шапочку, но некоторые длинные локоны с колечками вылезли из-под шапочки и были у нее на плечах. И пока я работал, я не мог ничего с собой поделать – все смотрел, как она иногда краснела или застенчиво улыбалась, когда один из пациентов говорил ей что-то, чего я не мог расслышать. И мне было совсем хорошо, потому что я думал про то, что теперь почти каждый день я смогу видеть ее здесь, а я ведь никогда не думал, что такое случится. Но вот единственно что: хотя я и смогу так на нее смотреть, я думаю, что не смогу больше работать так близко от нее, из-за той безумной штуки, которая случилась, пока я был там.
Понимаете, каждый раз, когда сиделки выводят пациентов, там есть один такой, которого вывозят в кресле, и он всегда делает одно и то же каждый раз. Вот что: когда сиделка ставит его кресло между двумя скамейками, он всегда медленно качает головой и потом показывает куда-то перед собой и еще в сторону. И он продолжает это делать, пока сиделка не снимет его коляску с тормоза и не откатит его туда, где он может посидеть один, отдельно от остальных.
Иногда, пока я гнул спину с этими клумбами, я издали наблюдал, как он все это делает. И я видел, что если кто-нибудь со скамеек громко у него что-нибудь спрашивал, он только качал сам себе головой и выглядел очень сердито. А потом поднимал руку, чтобы они оставили его в покое, и все равно сидел ко всем спиной. Так что я иногда думал, что он немного похож на меня, из-за того, как он все время был в стороне от людей.
Ну и вот, пока я работал с этими лозами, я пододвинулся немного ближе к тому месту, где сидели пациенты и сиделки, но я двигался так медленно, что уж точно не мог бы добраться до них. А тот один, который не любил сидеть с ними, оказался на той же стороне, что и я, его туда привезли, и еще он был достаточно далеко от стены. И так со временем получилось, что я стал работать прямо за его креслом, только я об этом не знал, пока не услышал, как он кричит. И вот тогда-то я узнал.
