Муха и влюбленный призрак | страница 31



— Азимут... Что-то я забыл, как азимут определяют.

— Его не определяют, а берут, — поправил Боинг. Но это было все, что он знал об азимуте.

— Азимут — это угол между севером и нужным тебе направлением, — подсказала Маша. — Море приблизительно на юго-западе.

— И штрек на юго-запад ведет! Всего две черточ­ки в сторону! — обрадовался Петька.

— Вот и веди нас на две черточки. — Маша не стала отбирать у Петьки компас: не маленький, сам справится.

И потянулись один за другим штреки, похожие как близнецы. Кое-где они шли на спуск, а в одном месте ход круто поднимался, и пришлось лезть на карниз высотой в человеческий рост. Там, на стене, нашли неглубоко процарапанные в камне цифры.

— Шифр Бобрищева! — загорелся Петька.

Но Боинг, изучив цифры, сказал, что это расчеты шахтера. При царе за дюжину добытых камней раз­мером с тротуарный плинтус давали три копейки.

— У меня прадед в этих местах камень добы­вал, — гордо сказал Боинг. — Может, он это и написал. А мой родитель, когда учит меня за двойки, орет: «Хочешь тоже за три копейки горбатиться?!»

— А он откуда помнит? — недоверчиво спросил Петька.

— Так и его за двойки учили, — ответил Боинг.

В катакомбах не было ни солнца, ни ветра, ни дож­дей. Время остановилось. Цифры выглядели так, слов­но прадедушка нацарапал их только что. Вздохнул, по­глядел на итог — 19 1/2 копъ. — и устало пошел к вы­ходу, светя себе допотопным керосиновым фонарем.

— Зябко, — передернулся Петька.

— А тут всегда так: ни лета, ни зимы. Прикинь, Соловей: над нами камня метров пять. — Боинг по­гладил рукой прадедушкины расчеты, смахивая пыль, осевшую сотню лет назад. — Пойдем, чего стоять?

Нитки кончились. Маша прочитала наклейку на последней, уже пустой катушке: «200 метров». Кату­шек у нее было двенадцать, да мулине пять мотков. Мулине короткие. Всего, значит, они с Боингом и Петькой прошли два с половиной километра и еще метров триста до того, как Маша начала тратить первый моток. А Евгень Евгеньич говорил, что Бобри­щева нашли на берегу моря в трех верстах от особня­ка. Верста чуть больше километра, но разве историк их считал? Сказал приблизительно, как всегда в раз­говорах, а на самом деле его «три версты» могут быть и тремя с половиной... Маша не знала, что делать. Идти дальше? Опасно. Возвращаться? Жалко.

— Ты что, Маш? — окликнул ее ушедший вперед Петька.

— Нитки кончились.

— Тогда пошли назад, — сказал Петька. Он легко загорался и так же легко остывал.