Его представили царю Ивану. Грозный тискал в пальцах послание Курбского. Подозрения копошились в душе Ивана Васильевича, как черви в гнилом хлебе. Наверняка все это — по наущению Адашева! Подбирает себе сторонников, чтобы ловчее свить гнездо в самом центре Москвы и потом нанести удар! О, Иоанн ничего не забыл. Ни того, как не хотел Адашев присягать малолетнему царевичу во время болезни царя, ни того, как выступал Адашев против славной войны в Ливонии… Под личиной друга скрывается враг и завистник, думал царь, и нашлись «доброжелатели», которые усиленно поддерживали в нем это мнение. Особенно теперь, когда Сильвестр сложил с себя обязанности протопопа и смиренно удалился в монастырь.
Ландмаршал Бель держался прямо и говорил спокойно. «Наверняка это Курбский его уверил, что бояться, мол, нечего, — со злостью думал Иоанн, глядя в открытое лицо Беля. — Мол, он, Курбский с Адашевым вертят царем, как хотят. Попросят его сохранить жизнь немцу — и живи себе, немец, не тужи, ни о чем не заботься! Нет, Филипп Бель, увидишь ты, каков русский царь!»
И Грозный гневно заговорил с Филиппом.
— Как ты посмел нарушить перемирие и напасть на русские войска?
— Твои войска шли на Дерпт, — возразил Бель. — Разве не ты первым нарушил перемирие?
Этого оказалось достаточно. Иван Васильевич закричал, затопал ногами и принялся изрыгать страшнейшие проклятия. Филипп возвысил голос — а голос его, закаленный ветрами, привыкший перекрикивать шум сражения, — звучал, как труба и заполнил весь Огромный тронный зал:
— Ливония стоит за честь рыцарскую! — орал Филипп Бель да так оглушительно, что фрески потрескались на стенах. — Мы сражаемся за нашу свободу! Мы гнушаемся рабством! А русские ведут войну как лютые варвары и кровопийцы!..
— Довольно! — взвизгнул Иван.
И тотчас на Беля наложили руки и потащили его прочь, на лобное место, где уже ждал палач.
Филипп не сопротивлялся. Он только бросил на царя взгляд, полный презрения и горечи, — и ушел вместе со своими убийцами.
Иван Грозный остался один. Твердость пленника поразила его. Неожиданно бес, терзавший подозрительностью государево сердце, отступил, и Иоанн закричал:
— Остановите! Не надо! Пусть живет! Верните его!
С громким топотом побежали трое стрельцов к лобному месту, чтобы остановить палача. Но поздно — казнь уже совершилась. Подданные Иоанна Грозного не медлили с исполнением приказов.
