Затем Рода Титус приказала своим людям проложить ей дорогу внутрь здания, и те рванулись вперед. Но в дверном проеме столпилось столько женщин, что ничего у них не вышло. Говорят, когда Рода Титус ретировалась вместе с солдатами обратно в шаттлы, ее лицо пылало от стыда и смущения, а из глаз во все стороны брызгали слезы.
Я не видел ее два дня. На третий день она пришла ко мне.
— Сегодня воскресенье, — сказала Титус. — Не могли бы вы проводить меня в одну из ваших церквей? На этой неделе Бог послал мне ужасное испытание, настало время помолиться в Доме Господа.
Я что-то жевал, хлеб с луком, кажется.
— Церковь, — прошамкал я невнятно, — это одна из ваших сенарских традиций.
Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом, переваривая слова. Затем последовала совсем не такая реакция, которую можно было ожидать. Посланница не рассвирепела, не начала вопить о безбожности алсианского народа. Вместо этого женщина упала на стул и принялась всхлипывать.
— У нас нет церквей, — сказал я, взяв следующий бутерброд, — никаких священников, никаких икон, ничего, что бы стояло между верующим и Богом. Почему люди должны идти в специальную комнату, чтобы поговорить с Господом? Неужели какое-то помещение на Соли отличается от всех остальных? Если Бог видит каждого из нас, какая разница, где мы находимся?
— Я пыталась, Господь знает, что я пыталась, — хрипло прошептала она.
Потом еще немного поплакала и повторила:
— Я очень старалась, Бог тому свидетель.
— На самом деле, — продолжил я, — вы можете молиться, где захотите. Даже здесь, правда?
Она меня не слушала.
— Я пыталась понять ваш народ, но увидела только беззаконие и нищету. Вот и все! Беззаконие и нищета, и люди без цели в жизни, без гармонии! — Она перестала всхлипывать. — Мой президент велел мне возвращаться, оставить бесполезные попытки и ехать домой. Но я ответила — нет! Я попросила дать мне еще один шанс пробиться к этим людям, к Церелему. Сегодня воскресенье, святой день, божественный день, и мы можем поговорить на языке, который нас сближает, на языке Господа. Потому что перед Богом мы равны, и Алс и Сенар. Мы молимся одному Богу. И это Бог заповедовал отрывать детей от родителей, держать их в плену, как израильтян в Египте. Превращать в рабов.
Я не знал, что ответить, поэтому заметил:
— Мы здесь не празднуем воскресенье. Каждый день равен предыдущему для алсианина. Индивидуум может общаться с Богом, когда угодно.
Она с усилием сглотнула, почти разрыдавшись:
