Роберт чувствовал, что рядом с ней, в этой домашней обстановке, он начинает размягчаться и оттаивать, как будто сбрасывая с себя жесткий защитный панцирь. И появляется странное ощущение чего-то привычного, но забытого. Как будто он давно уже жил рядом с ней, просыпаясь по утрам в общей постели, видя на подушке, рядом, эти медовые кудри, любуясь мерцанием этих глаз и трепетом длинных ресниц, слыша ее спокойное, ровное дыхание. Он представил, как медленно опускает одеяло, обнажая ее ничем не прикрытое тело, и осторожно берет в ладони эту трепетную грудь, нежно лаская кончиками пальцев набухшие соски. Потом притягивает к себе эти округлые бедра, чувствуя, как наливается силой в радостном предвкушении собственная плоть, упираясь в уже увлажнившийся вход в сочные глубины, слыша учащенное женское дыхание и сдавленные стоны от нетерпения и вожделения.
Видение было столь явственным, что он машинально протянул руку к этому сладостному миражу. К счастью, он еще не совсем ушел в свои грезы и успел отдернуть непослушную ладонь, засунув ее на всякий случай в карман. А заодно отогнал от себя на какое-то время, с превеликим трудом, конечно, само соблазнительное видение. Вот только прообраз остался рядом, угрожая в любой момент пробудить все те же вожделения.
Вскоре все расселись за обеденным столом, стараясь, по крайней мере внешне, держаться непринужденно, без всякой скованности и чопорности. И через несколько минут обстановка действительно приобрела непринужденный характер, хотя поначалу Роберт чувствовал себя немного неловко, в основном из-за присутствия Грейс. Она была с ним любезна, много шутила и смеялась. И время от времени поглаживала мягкую ткань наброшенной на плечи шали, поглядывая на него с благодарностью. Но иногда он ловил ее внезапно холодеющий, изучающий взгляд.
Они говорили о всяких пустяках. Роберт вспоминал свои школьные и студенческие годы, рассказывая смешные истории, в которых довелось участвовать самому или которые приключились с его знакомыми.
Он вскоре почувствовал, как покой и уют прочно воцаряются в его душе. Давно уже не испытанное чувство. И вдруг понял, чего именно ему так остро не хватало все эти годы. Он жил постоянно в одном измерении - в мире бизнеса и бесконечно сменяемом калейдоскопе одних и тех же дел. Ему не хватало двухмерности, чтобы рядом был другой, параллельный мир, небольшой и спокойный, в котором можно было, как в крепости, скрываться от всех бед и проблем большого мира. И именно этот свой, домашний мир, его укрепление могли бы стать главным стимулом и моральным самооправданием его действий во внешнем пространстве. Ведь любому нормальному мужчине нужно иметь близких людей, ради которых стоит жить и работать. Конечно, в доме тоже будут свои проблемы, но совсем другие. У него огромный нерастраченный потенциал тепла, для которого нет места в бизнесе. И это тепло должно достаться тем, кого он любит. Он хочет и может приносить счастье, получая взамен такое же тепло и добро. Счастье взаимной любви и заботы.
