Лешик напился и успокоился. Зато проснулся Даниилка. Смотрит на мать голодными глазами. Молчит, ничего не говорит, знает, что можно и по загривку схлопотать... Нет, сердце у Насти не каменное. Она любит своих детей. И кормит их по мере возможности... Сегодня детям повезло. В холодильнике остался кусок ливерной колбасы: отец принес в придачу к бутылке. Картошка есть, но ее чистить надо...
Настя нашла на кухне горбушку черствого хлеба, колбасы тоже мало – всего хватило на два бутерброда. Покормила Лешика и Даниилку и сама захотела есть. А денег нет, декретное пособие только через неделю будет... Разве что к Ольге сходить, «трешку» занять...
Настя умылась, глянула на себя в зеркало. Она же совсем еще молодая, а уже обабилась – еще не располнела, но уже набирает вес, за собой не следит, одевается как придется... Двадцать два года, мужа нет, и если она так дальше себя будет вести, то не будет никогда. На работу надо выходить, дети уже большие, по два года четыре месяца – в детский сад уже пора. На людях будет работать – хочешь не хочешь, а лоск на свои перышки наводить придется. Глядишь, и ухажер появится...
Она причесалась, поплотнее запахнула халат, сунула босые ноги в тапки. К Ольге пойдет... Открыла дверь и вздрогнула: на пороге стоял незнакомый солдат. Улыбка до ушей, глаза – два медных пятака на солнце; шинель, как в песне – пуговицы в ряд, ярче солнечного дня... Шапка набекрень, погоны толщиной с паркетину, аксельбанты, белый ремень, сапоги со шнуровкой. В руке чемодан.
– Здравия желаю! Здесь Серегины живут?
– Здесь... – обомлела Настя.
«Неужели с Гариком что-то случилось?»
– А я от Гарика!
– Что с ним?
– Ничего, – нахмурился парень. – Пока ничего...
– Что значит «пока»?... Да ты заходи, заходи...
Солдат кивнул, в торжественно-важном величии прошел в дом. Осмотрелся.
– Извини, у нас не убрано, – смутилась Настя.
– Ничего, ничего. Я и не к такому привык...
– А к какому?
– Разве Гарик в письмах не писал?
– Писал...
– Где служит, писал?
– Да, в Средней Азии служит. Марыйская область.
– И все?... Да, кстати, меня Дима зовут. Демобилизован, еду домой, – гордо сообщил он. – К вам проездом вот заскочил, пару слов про Гарика сказать...
– Ну, говори, говори...
– Раздеться можно?
Дима снял шинель, под непосильным бременем собственной важности повернулся к Насте. Она же и не пыталась сдержать вздох восхищения. Дима, оказывается, был настоящим героем. На левой стороне груди бессчетное количество медалей с золотым отливом, на правой – значки в три длинных ряда.
