Роджер чуть не ляпнул, что обе леди, по крайней мере, снабдили своих мужей двойными фамилиями, но сомнение в справедливости этого замечания относительно Бэррингтонов остановило его.
– Кого только не встретишь в доходном доме, – вяло протянул он, просто чтобы что–то сказать, весь в раздумьях о том, проливают ли свежеприобретенные сведения хоть какой–нибудь свет на события в «Монмут–мэншинс». Ни в коей мере не проливали. Свет прольют только прямые свидетели. Необходимо надежное, солидное доказательство, доказательство, которое не стыдно предъявить суду, – оно–то никак не идет ему в руки.
Мисс Деламер между тем стежок за стежком молчаливо вплетала свою ненависть к негодной жене в шитье интимного туалета.
– Так вы говорите, что ничего не слышали в ночь убийства? – спросил Роджер. Как хорошо, что профессия литератора позволяет ему задавать любые вопросы, не утруждая себя извинениями за свой интерес к тривиальному, по всей видимости, убийству.
– Ни звука. Во–первых, я рано легла спать. Как правило, я работаю ночью – вероятно, и вы тоже, но в прошлый вторник я была утомлена, это был исключительный случай: легла даже раньше двенадцати. – Роджер отметил, что о своем госте она и вскользь ничего не сказала.
– Даже грохота, который разбудил Эннисмор–Смитов, не слышали?
– Нет, ничего.
Странно, что только Эннисмор–Смиты слышали этот шум, подумал Роджер, ни миссис Палтус, ни мисс Деламер, а ведь обе вполне могли слышать. Лишь Эннисмор–Смиты могут подтвердить, что был грохот – значит ли что–нибудь этот факт? Но они никак не могли быть единственными свидетелями. Можно без шума перевернуть мебель, но фарфор о пол тихонько не расколотишь! Уж звон–то разбиваемой посуды нельзя не услышать!
«Погоди», – сказал себе Роджер и переменил позу. Ему пришла в голову свежая мысль. Помимо грохота в показаниях Эннисмор–Смитов есть еще кое–что, на чем, собственно, держится все дело, ибо время, когда они слышали шум, без возражений признано как время убийства. Интересно, однако. Именно миссис Эннисмор–Смит, и только ей, мы обязаны точным временем: 1.20 пополуночи. Муж спросил ее, который час, и она сказала: час двадцать. Если б он не спросил, рассказала б она об этом? И как проверить точность этого показания? Никак.
Далее – еще один момент. Миссис Эннисмор–Смит разбудила мужа, чтобы он тоже прислушался к шуму над головой. И заявила, что слышала этот шум задолго до того, как его разбудила. Но Аугустус Уэллер ничего похожего на шум не услыхал. Разве это не любопытно? Очень любопытно, особенно если копаешь под миссис Эннисмор–Смит.
