– И что вы… мгм… что вы об этом думаете, мисс Барнетт?
Мисс Барнетт предпочла отнестись к этому вопросу как к приказу. Было приказано – так она трактовала – обсудить некие обстоятельства, вернее, подвергнуть эти обстоятельства рассмотрению, как делает вторая сторона в сократовских диалогах, чтобы Сократ мог снять с души своей тяжесть и понять наконец, что именно его беспокоит, а также выяснить, надежны ли его идеи и не рассыплются ли они в прах, если облечь их в слова. Она повернулась к нему лицом, словно первая ученица, сложила руки на коленях и произнесла назидательно:
– Я думаю, что все это совершенно неинтересно. – При этом на лице ее было написано учтивое удивление: как он умен, если сумел все это придумать, надо же.
– Так–так–так, – пробормотал Роджер, брюзгливо отказываясь от лестной роли Сократа. – Значит, вы полагаете, что все это чепуха?
– Конечно нет.
– Следовательно, вы думаете, во всем этом есть свой смысл?
– О, без сомнения. – Не требовалось музыкальною слуха, чтобы уловить: именно сомнение является доминантой тона мисс Барнетт.
– Послушайте, – в отчаянии сказал Роджер, – что вы на самом–то деле думаете?
Мисс Барнетт скосила глаза на кончик своего прелестного носика:
– Боюсь, мистер Шерингэм, что я вообще ничего об этом не думаю. Я всегда беру за правило не включаться в содержание того материала, который печатаю. Это для того, чтобы не возникал интерес, а то моя скорость снижается.
– Не хотите ли вы сказать, – уставился на нее Роджер, – что все это напечатали, а о чем речь, не знаете?
– Я была бы очень признательна, если бы вы сочли возможным рассказать мне об этом, – чопорно произнесла мисс Барнетт. – Если, разумеется, вы не считаете, что нам надо продолжать ваш рассказ.
Роджер не мог отвести от нее глаз.
– Вы хотите сказать, – обрел он наконец дар слова, – что принадлежите к тем безмозглым машинисткам, которые копируют текст, совершенно не вникая в его смысл, и в результате совершают самые невообразимые ошибки? Ибо если вы хотите это мне внушить, то я вам не поверю.
У мисс Барнетт хватило совести слегка покраснеть.
– Вы совершенно правы, мистер Шерингэм, – сказала она спокойно, – это была уловка. Разумеется, я поняла, о чем ваша рукопись. Я просто старалась дать вам понять, будучи, так сказать, заинтересованной стороной, что предпочла бы не обсуждать с вами смерть моей тети.
Это был самый настоящий нагоняй, и Роджер взвился, будто его пришпорили:
– Тем более вам следовало бы желать, чтобы истина была обнаружена! По крайней мере, я так себе представляю, – прибавил он совсем по–детски.
