Стоически вынеся залп тяжеловесных шуточек старшего инспектора насчет новой секретарши мистера Шерингэма, Роджер наконец произнес:
– Полно, Морсби, я, собственно, хотел поинтересоваться: поймали уже Малыша?
– Увы, мистер Шерингэм, – сразу сбавил тон Морсби. – Пока этого сказать не могу.
– А новенькое что–нибудь о нем есть?
– И да и нет, если вы догадываетесь, что я имею в виду.
– Нет, не догадываюсь. Что именно?
– Видите ли, его мы пока не нашли, но уже знаем о его девчонке. Она переехала из Брейсингема. Мы обнаружили ее в Лондоне.
– Вот как? Значит, вы собираетесь с пристрастием допросить бедную девушку? Я надеюсь, пытать не будете?
– Помилуйте, мистер Шерингэм! – оскорбился Морсби. – Мы даже не арестовали ее. Просто держим под наблюдением, и она даже не догадывается об этом. Рано или поздно она нас на него выведет.
– По–моему, это отвратительно.
– Вот как? – В голосе Морсби прозвучал холодок. – А по–нашему, это выполнение долга.
– К чему эта чопорность, Морсби? Скажите, – как мог беззаботней проговорил Роджер, подбираясь к вопросу, ради которого, собственно, и позвонил, – я тут вчера сидел, размышлял, и странная мысль посетила меня. Мне всегда казалось, что когда вы, полицейские, приступаете к расследованию убийства, вас первым делом интересует, кто последним видел жертву живой, а сейчас я что–то не припоминаю, чтобы хоть один вопрос был задан по этому поводу. Разве не странно?
– Ну, знаете, сэр, – возмутился Морсби, – учитывая, что тело обнаружено только что и вы присутствовали…
– Нет–нет, Морсби, я совсем не хочу упрекнуть вас, – снисходительно перебил его Роджер, усмехаясь тому, с каким простодушием Морсби схватил приманку и впал в тон оскорбленной невинности. – И мысли такой не допускайте. Мне просто почудилась странность, вот и все. Вам ведь уже известно, кто это был?
– Еще бы! Это была та, с рыбьей фамилией, – захлебывался Морсби, выдавая Роджеру последнюю новость. – Миссис как–ее–там – Сардинус, нет, Палтус. Они пили чай вместе и за чаем поссорились. У Эффорда рукав промок от ее слез, пока она нам об этом рассказывала. Не вполне уловил смысл, но, похоже, она считает, что эта ссора каким–то образом стала причиной смерти ее дорогой подруги. Кара Господня за опрометчивое словечко, примерно так.
– О, женское тщеславие, – пробормотал Роджер. – А вы не объяснили ей, Морсби, что небеса оказали бы ей слишком большую честь, если б покарали божью тварь лишь назидания ради, чтоб намекнуть ей, что надо сдерживать темперамент? Она, видимо, думает, что небеса ценят ее темперамент выше, чем чью–то жизнь. Ну и ну.
